– Я – один из ваших, но считаю, что нужно уважать приказы союзного командования.

– Я тебя видел, – сказал командир, – ты был там, когда погиб Потенте?

– Да, я был рядом с ним. И что из этого?

– Тебе нужны еще трупы? Не знал я, что ты заделался могильщиком.

– Мне нужны живые. Эти мальчишки.

– Бери тех мертвых. Много за них не возьму. Сигарета есть?

– Мне нужны живые, – сказал я, протягивая пачку. – Этих мальчишек будет судить военный трибунал.

– Военный трибунал? – сказал командир, зажигая сигарету. – Не слишком ли жирно?

– Ты не имеешь права судить их.

– Я не сужу, – сказал командир, – я убиваю.

– По какому праву?

– По какому праву? – переспросил командир.

– Почему вы хотите убить этих мальчишек? – спросил Джек.

– Я их убиваю за то, что они кричат «Да здравствует Муссолини!».

– Они кричат «Да здравствует Муссолини», потому что ты убиваешь, – сказал я.

– Чего им нужно, этим типам? – крикнул голос из толпы.

– Мы хотим знать, почему их убивают, – сказал я, повернувшись к толпе.

– Они стреляли с крыши, – крикнул другой голос.

– С крыши? – сказала пленная девочка. – Они что, за котов нас держат?

– Нечего тут на жалость давить, – прокричал парень, выйдя из толпы. – Говорю вам, они стреляли с крыши!

– Вы их видели?

– Я – нет, – сказал парень.

– Тогда почему говорите, что они стреляли с крыши?

– Кто-то же должен был быть на крыше, раз стреляли, – сказал парень, – и еще остались. Не слышите, стреляют?

Из глубины улицы долетал редкий треск ружейных выстрелов и отрывистые автоматные очереди.

– В таком случае и вы могли стрелять с крыши, – сказал я.

– Ну, ты, думай, что болтаешь, – сказал парень угрожающим тоном и сделал шаг вперед.

Джек подошел ко мне и прошептал на ухо:

– Take it easy[356], – и, повернувшись к канадским солдатам, сделал знак, те соскочили с джипов и встали за нами, выставив автоматы.

– Ну, теперь они не отлипнут, – сказала девушка.

– Чего вы лезете в наши дела? – спросил один из мальчишек, со злостью глядя на меня. – Думаете, мы боимся?

– Он боится больше, чем мы, – сказала девушка, – смотри, как побледнел. Дайте ему сердечных капель, бедолаге!

Все рассмеялись, Джек сказал командиру партизан:

– Этих мальчишек я заберу. Их будут судить по закону.

– По какому закону? – сказал командир.

– По закону военного трибунала, – сказал Джек, – надо было убить их сразу, на месте. Теперь поздно. Теперь очередь за трибуналом. Вы не имеете права судить их.

– Они ваши друзья? – спросил Джека командир партизан с издевательской улыбкой.

– Они итальянцы, – сказал я.

– Они? Итальянцы? – сказал командир.

– А что, может, вы нас за турок держите? – сказала девушка. – Гляди-ка, большая роскошь – быть итальянцем!

– Если они итальянцы, – сказал командир, – при чем здесь тогда союзники? В наших делах мы разберемся как-нибудь сами.

– По-семейному, – сказал я.

– Именно, по-семейному, а ты что – за союзников? Если ты из наших, должен быть за меня.

– Они итальянцы.

– Итальянцев должен судить народный трибунал! – крикнул голос из толпы.

– That’s all[357], – сказал Джек.

По его знаку канадцы окружили мальчишек и, подталкивая в спину, повели к джипам.

Побледневший командир партизан пристально смотрел на Джека и сжимал кулаки. Вдруг он резко протянул руку и схватил Джека за плечо.

– Руки прочь! – крикнул Джек.

– Нет, – сказал тот, не двигаясь с места.

Тем временем из церкви вышел монах. Высокий, плотный, с круглым сияющим лицом монах с метлой. Он принялся мести церковный двор, захламленный обрывками бумаги, соломой и стреляными гильзами. Увидев гору трупов и кровь, стекающую вниз по мраморным ступеням, он остановился, широко расставил ноги и сказал:

– А это еще что такое?

Он повернулся к партизанам, стоявшим в ряд с автоматами в руках перед телами расстрелянных.

– Что это за манера убивать людей прямо под дверями моей церкви? А ну, вон отсюда, бездельники! Идите и творите свои дела перед своим домом, а не здесь! Понятно?

– Успокойтесь, синьор фрате! – сказал командир партизан, отпуская плечо Джека. – Сегодня не день для проповеди!

– Ах, не день? – крикнул брат. – Так я вам покажу, что сегодня за день!

И, взмахнув метлой, он принялся охаживать ею партизанского командира по голове. Сначала хладнокровно, с осознанной злостью, потом, все больше распаляясь, он раздавал тычки направо и налево и кричал:

– Ишь, придумали! Приходить поганить ступени моей церкви! Идите работать, бездельники, вместо того чтобы убивать людей перед моим домом!

И, ловко орудуя метлой, он наносил удары то по голове партизанского командира, то по головам его воителей, наскакивая то на одного, то на другого и приговаривая:

– Кыш! Кыш! Вон отсюда, горемычные, кыш! Кыш!

Оставшись хозяином положения и продолжая осыпать «бездельников» и «негодников» руганью и проклятиями, святой отец принялся со злостью мести окровавленные ступени.

Толпа молча разбрелась.

– Ты мне еще попадешься! – сказал командир партизан, с ненавистью буравя меня взглядом и, оглядываясь, медленно удалился.

Я сказал Джеку:

– Хотел бы я тоже встретить этого несчастного.

Джек подошел, положил мне руку на плечо, грустно улыбнулся, и только тогда я заметил, что весь дрожу и глаза мои полны слез.

– Спасибо, падре, – сказал Джек монаху.

Тот оперся на метлу и сказал:

– И вам кажется праведным, синьоры, что в таком городе, как Флоренция, убивают христиан на церковных ступенях? Люди всегда убивали друг друга, тут ничего не скажешь. Но здесь, перед моей церковью, церковью Санта-Мария-Новелла! Почему не идут убивать на ступени Санта-Кроче? Тамошний настоятель разрешил бы. Но здесь – нет. Я правильно говорю?

– Ни там, ни здесь, – сказал Джек.

– Здесь – нет, – сказал брат, – здесь я не желаю. Видели, как я их? А захочешь по-хорошему, ничего не получится. Тут нужна метла. Она столько походила по немецким головам, так почему не всыпать немного и итальянцам тоже? Пусть поостерегутся и американцы: если им взбредет в голову пачкать кровью ступени моей церкви, получат метлой и они. Вы американец?