Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С какого-то времени заволновался весь клан – мать Летиция, сестры и даже братья. Действительно, как быть с наследником?
– Эта старая кляча не способна даже родить ребенка, – шептались Полина и Каролина. – Императора следует познакомить с хорошенькой молодой женщиной, способной подарить ему маленького Бонапартика. Только тогда он наконец поймет, что со своей потаскухой ему пора расстаться…
От слов сестры перешил к делу. На примете у Каролины имелась одна восемнадцатилетняя девушка – некая Элеонора де ла Плэнь.
– Эта плутовка сделает все, что мы скажем, – уверяла Каролина. – Она порочна и любит деньги…
Несмотря на возраст, Элеонора уже была замужем за капитаном драгунского полка, угодившим за решетку за мелкое мошенничество. Оказавшись в свите будущей Неаполитанской королевы (Каролины Бонапарт, жены маршала Мюрата) в замке Нейи, там она быстро прижилась, и однажды судьба (не без участия все той же Каролины) свела чаровницу с Наполеоном. Девушка тому приглянулась, и вскоре они стали встречаться.
Однако многочисленные свидания Бонапарта оказались бесплодными: Элеонора цвела и хорошела. И только. Бонапарты призадумались. Если так пойдет и дальше, волновались они, их Наполеоне совсем разочаруется в своих отцовских способностях. Придется, по-видимому, подыскивать новую подружку…
Совсем иного мнения придерживался сметливый свояк императора – маршал Мюрат, женатый на Каролине. Не говоря ревнивой супруге ни слова, в один из вечеров он отправился к Элеоноре и быстро объяснил разбитной служанке, что она ему очень даже нравится. Девица, пишет Ги Бретон, «не была экспансивной натурой, но заключила, что она, должно быть, во вкусе всей семьи».
«Подлая измена» прошла незаметно по единственной причине: у Императора появилось новое увлечение в лице… Стефании де Богарне, только что удочеренной племянницы Жозефины (к слову, при живом отце!). Но главный нюанс заключался даже не в этом. Девушку собирались выдать замуж; и не абы за кого – за самого принца Луи Баденского, бывшего от Стефании без ума. Правда, сама невеста мечтала лишь о Наполеоне, который не прочь был доставить ей эту радость, ведь он и сам, казалось, потерял голову. Как шептались, император переселил свою приемную дочь во дворец на правах официальной фаворитки.
Жозефина была вне себя! Да и остальные Бонапарты не испытывали восторга (рассчитывали на одно, а получили совсем другое). Кроме того, запахло нешуточным скандалом. Сестры напомнили любимому братцу, плакавшему от отчаяния, о правилах приличия. Пришлось отделаться малым. Наполеон заказал для Стефании кучу дорогих вещей для приданого, а к свадьбе подарил великолепное бриллиантовое колье за полтора миллиона франков! Но и этого ему показалось недостаточно. К подаркам была добавлена райская земля Бризгау. И лишь тогда мучимый ревностью Жозефины Император спровадил молодоженов – князя и княгиню Баденских – туда, где им и надлежало жить, в Баденское княжество.
Депрессия прекратилась сразу после того, как Наполеон вновь вспомнил об Элеоноре, которая, как мы помним, в объятиях Мюрата особо не скучала. Любовь монарха, тем не менее, оказалась на новом витке отношений, закончившихся радостной вестью: Элеонора ждет ребенка!
Бонапарты были на седьмом небе от счастья! Ну уж теперь Жозефине точно придется убраться, радовались они. Правда, втихомолку посмеивались: слухи о «бравых похождениях» Мюрата уже докатились до некоторых членов семьи (кроме, разумеется, Каролины).
Но Императору было не до слухов – он был поистине счастлив! Наконец-то сбылась многолетняя мечта, и он станет отцом! Пусть матерью его сына будет… э-э… как ее? Да, да, Элеонора – не все ли равно?..
Наполеон перевез девицу, носившую под сердцем его ребенка, в особняк на улице Победы, в дом под номером два. (На этой же улице они жили когда-то с Жозефиной; на ней же поселит пани Валевскую.)
В декабре 1806 года Элеонора родит малыша. Мать назовет сына Леоном[113]. Сокращенное имя прямо указывало на несокращенное отца – Наполеон. Вместе с нежным письмом счастливый папаша отправит Элеоноре много денег и дорогие подарки. Впредь эта женщина не будет нуждаться ни в чем. Впрочем, она и не жаловалась. Но в душе сокрушалась: ведь будь немного порасторопнее, возможно, ей удалось бы кое-кого подвинуть со стула, называемого троном.
Через несколько лет Наполеон это сделает сам…
* * *
Тот день, когда Республика превратилась в Империю, для Жозефины стал личным несчастьем. Императорский титул Наполеона был выгоден разве что его ненасытному корсиканскому семейству, аппетиты которого росли не по дням, а по часам. Еще вчера пределом мечтаний родственников была женитьба «их Наполеоне» на богатой дочурке зажиточного буржуа, от которого можно было добиться приличного приданого. Однако со временем аппетиты маменьки, сестер и братьев достигли эверестовых высот. Если уж требовать – так королевства, если подарок – то бриллиантовое ожерелье.
Что уж говорить о Жозефине! «Старую потаскуху» – на свалку! Принцесс для Бонапарта – вся Европа, помани пальцем. Одних немецких наберется с полдюжины. Понимала ли это сама Жозефина? Безусловно. Поэтому карьеру супруга выше Первого консула рассматривала как собственное поражение.
Отдавал отчет в действиях Хозяина и Фуше – единственный преданный друг Жозефины, с которым та могла делиться своими сомнениями. Хотя и так все было ясно: без наследника брак долго не продержится. Да и самому Фуше монархия претила. Прежде всего он – республиканец. Был им и остался. Разве не депутат Фуше голосовал за смерть короля? И если появится новый монарх – за что же тогда боролся г-н Фуше все это время?
Поэтому, когда все это случилось (провозглашение Империи), эти двое – Фуше и Жозефина – первыми поняли, что для них наступают нелегкие времена…
Впрочем, пойдя поперек «корсиканского клана», Фуше так или иначе ступил на тропу войны. Отныне мстительный клан будет уничтожать каждого, оказавшегося на этой тропе.
* * *
…Зимой воевать – только дурачиться. Если задумал грандиозную баталию – начинай ее в хорошую погоду. Чтоб солдаты не мерзли, кони не дохли, а пушки не пришлось таскать по сугробам. Раненый на снегу – все равно что мертвец: при потере крови долго не продержится. Эту истину Бонапарту когда-то поведал старый вояка Дюгомье. Все, что касалось тактики, Наполеон схватывал на лету. А потому мудрые слова генерала запомнил. Действительно, зимой воевать не хотелось. Ни Императору,