Удачливый... Большой город. Не сравнить, конечно, с Гур-Даргом, но то, что крупнее Аннтейра – точно.

Только вот вечерами на его улицах лучше не появляться. Бандиты... С приходом Диких лихой люд присмирел, но то и дело приходили доклады, что в каком-нибудь переулке зарезали солдата. После таких сообщений в ночи исчезали три-четыре десятка товарищей убитого и без пары отрезанных голов не возвращались. Местная стража на все смотрела сквозь пальцы, перекидывая найденных покойников на улицы, за которые отвечали бойцы других участков. Иногда тело убитого бедолаги могло не раз пересечь весь город.

При желании Удачливый можно было покорить за день, почти без кровопролития, просто подкупив гарнизон.

Пройдя по тесным улочкам (иногда между домами приходилось протискиваться, настолько узки некоторые переулки), Искатели вышли к воротам. С десяток ленивых стражников, пара тяжеловооруженных всадников из элитного подразделения стургодского короля. Гвардейцы! На удивление лихие и бесшабашные рубаки. Как-то с подобным кавалеристом сцепился один из Диких. Слово за слово, завязалась драка... Проклятый потом щеголял выбитыми передними зубами, а гвардеец отделался лишь разбитой губой. После стычки, разумеется, напились и чуть ли не побратались.

У ворот друзей поджидал Дубина. Здоровяк отмахивался от комаров срезанной веткой и что-то бурчал себе под нос. Увидев Гезеша, он расплылся в довольной улыбке.

– Ну? – неприветливо осадил его главный Искатель.

– Прибыли, – почти шепотом сообщил Меч и заговорщицки подмигнул. – Можно сегодня отправляться.

– Когда тайну знают многие – она перестает быть тайной, – фыркнул Друз. – Весь Стургод в курсе, что мы куда-то идем? А Дундэйлу-то сообщили?

Дубина ухмыльнулся:

– Дык, я же все равно с вами иду. – Он повернулся к друзьям спиной и зашагал в лес.

– Сегодня никуда не пойду, – хмуро заявил Гезеш. – Ну их... Завтра!

– Гнев, интересно, попрощаться хоть зайдет? – поинтересовался Джаззи.

– Зайдет, конечно. – Паблар уверенно кивнул. – Не на отдых же едем.

Лагерь Мечей находился от городских стен в получасе неторопливой ходьбы. Возле мелководного озерца, которое легко можно пройти от берега до берега и не замочить головы.

Дубина, отмахиваясь веткой от насекомых, шел впереди и не оборачивался. Зной, комары, мошкара... Гезеш не раз ловил себя на мысли, что прошлые мечты о тепле кажутся такими глупыми! Уж лучше зима. В ушах не жужжит. Тело не чешется от укусов. Да, холодно, но достаточно лишь потеплее одеться.

Миновав замаскированный в ветвях дуба дозорный пункт, Искатели оказались в лагере.

Дубина, все также не оборачиваясь, повел приятелей к центральному костру.

– И впрямь – мадрал. – Джаззи заметил у огня волосатую фигуру.

Нелюдь лениво ковырялся в углях палкой.

– Вот он, – бросил Дубина и подошел к мадралу, сидящему к Искателям спиной. И тут Волкоголовый обернулся.

– Тьма?! – опешил Джаззи. Паблар изумленно ойкнул.

– Все-таки ты – это ты, – сморщил морду старый знакомый. – Впрочем, уверен, что на этот раз все закончится так же плохо.

Тьма! Мы ж тебя, считай, похоронили! – восторженно завопил Джаззи.

Ну, извини, – пожал плечами мадрал и вдруг бросился к шуту. С довольным рыком обняв приятеля, он повернулся ко все еще беззвучно разевавшему рот Паблару и повторил нехитрую процедуру.

Остальным он просто кивнул.

– Когда тех чудаков в золотом покрошил, понял, что мне не по пути на север. Черная Стена – прибежище трусов и слабаков. Удивлен, что вы туда не ушли.

– Старый козлобаран! – Джаззи счастливо раскинул руки.

– Все, заканчиваем радостные визги, – прорычал Тьма. – Я собрал небольшой отряд мадралов. Он ждет нас в Лесу. У реки. Не Гончие, конечно, – при этих словах нелюдь покосился на Гезеша, – но тоже ничего. Пролетим без опаски.

– Сегодня не пойдем, – предупредил Лесоруб, которого нарочитая неприязнь мадрала задела.

– Завтра тоже не пойдем, – оскалился тот. – С Гневом потолковать надо.

– Он же тебя спалит, – задумался Джаззи. – Ты ведь ему ничего не сказал.

– Не спалит, думаю. – Мадрал почесал правый бок. – Надеюсь...

– А я бы поджарил, – вдруг очнулся Паблар.

– Ты бы раньше сдох, – парировал Тьма. – Жив я, и все. Радуйтесь. Почему, когда смерть не настоящая – близкие обижаются или беснуются, а? Будто недовольны, что так вышло.

– Ну, знаешь, друзей терять неприятно...

– Но я-то жив!

– Но мы же не знали! – Паблар хлопнул себя по бедру.

– Теперь знаете, – пожал плечами Тьма.

– Живой, ста-а-рый! – продолжил радоваться Джаззи.

– Цыц! – проскользнуло наружу веселье нелюдя. – Отправимся послезавтра. Мне еще интересно, какого Призрака нам в попутчики втюхают.

– Без понятия, – хмуро ответил Лесоруб.

– А ты молодец, – неожиданно произнес Тьма. – Решиться во второй раз... Молодец! Может, что и выйдет. Хоть я сильно в этом сомневаюсь, но чем Безумие не шутит?

– Выйдет, – Джаззи уверенно кивнул. – С нами Храм! И отовсюду отряды ползут.

– Кстати, а где остальные? – мадрал огляделся. – Старый нытик? Тек? Лир? Рыбак?

– Нет их больше... Один Рыбак остался. Он в деревушке осел, в Эльнан. А Мудрый... Мудрый сволочью оказался, – ответил Родинка.

– Мне он сразу не понравился, – фыркнул Тьма. – Жаль ребят...

– Пойду, железо скину. – Друз зашагал в сторону палатки. Гезеш поплелся следом. Хорошую идею наемник подкинул – сталь надоела. А в город без нее лучше не соваться. Мало ли в какой переулок занесет.

Остальные расселись вокруг мадрала. Им было о чем поговорить.

Из палатки Гезеш не вышел, молча завалился на свое место, завернулся в плащ и долго глядел в потолок. Под серенаду комаров неплохо думалось. Из головы все не шли слова волкоголового. Молодец? Как странно... Гнев его чуть не убил, хотя раньше они были друзьями, а мадрал, сразу же невзлюбивший Лесоруба, похвалил?

Впрочем, скажи Искатель нелюдю то, что он ляпнул Горящему – тут бы смерть и пришла.

Незаметно для себя Лесоруб провалился в сон.

Тихий стук. Вкрадчивый, осторожный и одновременно уверенный. Словно гость точно знал, что его прихода ждут, боятся, но обязательно откроют.

– Не подходи к ней! – одернула Гезеша испуганная Малия, жену (Творцы, он женат?!) била крупная дрожь.

Стук повторился. С улицы донесся чей-то безумный вой, череда проклятий, девичий плач. На этом фоне тихая дробь заставляла оцепенеть от ужаса.