– Нет. Спасибо.

– Я любила ириски, ты любила мятные конфеты, Тедди. Я хранила мятные конфеты годами, на случай, если ты вернешься. Я спала с мужчинами. Это ничего, правда? Все время, пока не поняла, что Марк тоже меня не любит. Но они мне никогда не нравились. – Она задрала юбку и вытерла нос, последние слезы. – Помнишь клоуна Джеки, который воровал газеты?

Я беспомощно кивнула.

– Я тоже помню. Иногда я вспоминаю все это. Я помню все, и я думаю об этом, и я думаю о тебе. – Она медленно моргнула. – Сегодня я видела молнию. Я наблюдала из гостиной. Я поняла, что это что-то значит. Такой сильный шторм – мы привыкли к ним. В последнее время погода хорошая. Помнишь, что я сказала тебе, когда уходила? Погода прекрасная. Когда я вернулась, тебя уже не было. Я помню. – Она взяла меня за руки. Она улыбалась. – Погода прекрасная, Тедди.

– Вот вы где, мисс Трэверс, – сказал джентльмен в красных брюках солидного возраста, направляясь к нам. – Эбби повсюду вас ищет! – Он посмотрел вниз и улыбнулся, а я уставилась на нее. – Давайте вернемся в квартиру, хорошо? Она говорит, что вам пора отдохнуть.

– Вы мой муж? – сказала Лиз Трэверс.

– Если бы мне так повезло, мисисс Трэверс! Я – Робин Паркер, – сказал мужчина в красных брюках с напускной веселостью. – Я ваш сосед.

– Я вас никогда в жизни не видела, – сказала Лиз не слишком вежливо.

– Ха! Ну, я владелец винного магазина.

– Как интересно, – сказала она.

Робин Паркер сказал:

– Вы скупили все вино к своему восьмидесятилетию, помните? У вас в квартире была вечеринка, и кто-то вызвал полицию.

– Правда? – сказала Лиз, и в ее глазах мелькнула насмешка.

– О, это был настоящий погром. Вы побили почти все бокалы, у вас там была игра, основанная на традициях греческой свадьбы. Вы сами заставили меня разбить один бокал. – Он пристально смотрел на нее, его громкий голос ревел, как рог. Она молча смотрела на него. – Давайте пойдем назад.

– Хочешь мятный леденец? – сказала она, вынула из кармана конфетку и дала ему, а он взял ее за руку и мягко увел за собой.

Я смотрела им вслед, а потом она повернулась и позвала меня, и я побежала к ним.

– Ага! – не без облегчения сказал Робин Паркер. – А вот и Эбби! Теперь я ее вижу.

– Когда я сама заработала достаточно денег, – прошипела Лиз Трэверс мне в ухо, – я купила еще одну брошь, точно такую же, как та, что ты продала. Только черную – черную, как смоль, – потому что ты разбила мне сердце. Ты вернулась туда, вышла замуж, родила сына, и я видела его однажды, видела, как он читал лекцию в Оксфорде, и я знала, что он твой сын. И пока ты не отправила эту книгу, ты так и не вышла на связь, Тедди. – Ее черные глаза снова наполнились слезами. – Почему ты просто не написала или не позвонила?

Робин Паркер выглядел несколько озадаченным. Эбби приближалась издалека.

– Почему? Почему?

– Я не знаю почему, – сказала я. – Не знаю почему. Извините. – Я закрыла глаза. Давай. Не бойся. – Но я любила тебя. Всю тебя. Всегда любила. Ты же знаешь.

– Да… – медленно произнесла она, не сводя с меня глаз. – Да… да, это так, правда?

Мы уставились друг на друга, и я затаила дыхание.

– Лиз? – Эбби подошла ближе и остановилась поговорить с Робином. – Лиз… Мисс Трэверс. – Она оглянулась. – Нина? – позвала она. – Это вы? Нина?

Я взглянула на Лиз Трэверс и кое-что увидела. Она посмотрела на меня, наклонилась ко мне, и мы оказались в нескольких дюймах друг от друга. Я наклонилась, и она посмотрела мне в глаза.

– О, – сказала она резко. – Ты Нина, да?

Я кивнула.

– Я знаю, кто ты. Да. Да, хочу. Быстро. Я дала тебе те фотографии, да?

– Да, мисс Трэверс, и…

Она покачала головой, сглотнула и снова сжала мою руку.

– Слушай меня. Книга у тебя? У тебя есть бабушкина книга? Отвечай сейчас же. Быстро. Пока не прошло.

– Та, про бабочек? «Нина и бабочки»?

Она нетерпеливо пожала плечами.

– Она написала обо мне. Она послала ее мне перед смертью. Наше лето бабочек. Мемуары… один экземпляр для отца, один для меня. Она не хотела, чтобы ты знала, но она ошибалась… Я прочитала, что она написала, я знаю ее, и она ошибалась. – Моя рука заболела от ее хватки; она прошипела: – Она у тебя? Я не могу ее найти. Кажется, свою я сожгла, не знаю почему. Ты знаешь, я многое забываю.

– Книга? – я озадаченно кивнула. – Думаю, да… да, она всегда была у меня. Она дома.

– Да? Но ты говоришь неуверенно. – Она разочарованно смотрела на меня. – Значит, ты все знаешь?

– Детская книжка про бабочек? – спросила я, и она рассмеялась.

– Нет, нет, Нина, не такая. Ты не нашла его, ведь так? Ты должна найти его. Поехать в Кипсейк. Или найти своего отца. У него был второй экземпляр. Всего два.

– Но я не знаю, где Кипсейк, – сказала я.

– Кто-то должен знать. Кто-то, кто знал твоего отца. Я так и не поехала. Кто знал твоего отца?

– Никто – разве что моя мать… – начала я и замолчала.

– Тогда ответ дома. – Она кивнула и подняла руку навстречу Эбби, которая ждала чуть дальше. – Иду, иду. Я иду. Хорошо. – Потом быстро заморгала и полезла в карман. – Хочешь мятный леденец?

И я сказала:

– Да, пожалуйста, Лиз… Элис.

Я подняла глаза – небо было бело-голубым, дождь почти прекратился.

– Погода прекрасная, – сказала она.

– И… спасибо.

– Эл. Ты всегда называла меня Эл. – Она вынула что-то, вложила мне в руку и пошла дальше, нерешительно, совершенно не реагируя. Я опустила глаза и, моргая, разжала пальцы. И там, в складке моей ладони, лежал мятный леденец – белый и твердый, как только что снесенное яйцо.

Я тихо закрыла входную дверь и прислонилась к ней. День клонился к вечеру. У меня кружилась голова – я ничего не ела со вчерашнего обеда.

Медленно я сняла босоножки, чтобы пройти и найти какой-нибудь еды. Я тихонько шла на цыпочках по истертой рафии к лестнице, когда рядом со мной раздался голос:

– Нина? Слава богу.

Я подпрыгнула и посмотрела вверх. Там, на третьей или четвертой ступеньке, сидела мама, такая неподвижная, что я не заметила ее среди пальто и стопок книг и журналов.

– Боже, – сказала я, хватаясь за грудь. – Ты меня напугала. – Я кашлянула. – Значит, ты встала с постели?

– Когда моя дочь сутки не приходит домой, я встаю с постели, да, – тихо сказала мама. – Я думала, с тобой что-то случилось.

Я рассмеялась.