— Прошу прощения, Фройнштаг, за эти корабельные шалости, — ничуть не смущаясь, извинился адмирал, потягивая свой напиток. — Понимаю, что мне следовало прервать их значительно раньше.

— Вот именно, «корабельные» — не собиралась щадить его Лилия.

— Но если бы я не поласкал ее, атлантка обиделась бы. У них это — как проявление вежливости, как демонстрация того, что вы видите и уважаете в ней Женщину.

— Это касается только вашего «корабельного» флирта, или постели — тоже?

— У них совершенно иное отношение к сексу, Фройнштаг, нежели у континентальных женщин. Поскольку беременеть они могут только тогда, когда получат разрешение Совета хранителей жизни, то есть медицинского совета, а вместе с ним — и соответствующую инъекцию, то и отношение к половым-игрищам у них более раскованное и свободное, нежели у нас — такое невинное занятие, как женское стреляние глазками. К тому же германцев атлантки обожают, считая нас горячими и неутомимыми.

— Несчастные женщины! — почти искренне воскликнула Фройнштаг. — Это как нужно было облениться их атлетического вида мужчинам, чтобы подвести своих женщин к такому ложному представлению о германцах!

— По этому поводу мы, германцы, можем иронизировать сколько угодно. Но дело в том, что, перенимая традиции древних эллинов, почти все атланты предпочитают гомосексуальные увлечения. В том числе и многие женщины этого подземного Эдема.

— Получается, что я не зря посочувствовала атланткам. Спасибо, что просветили, барон.

— С таким же успехом вы могли бы завлечь и храмохранителя Ранна, который только что входил сюда. Несмотря на то, что в данный момент он пребывает на службе. Это же атлант!

— Считаете, что неатланта соблазнить мне бы уже не удалось? Плохо же вы знаете меня, адмирал фон Готт. Тем не менее еще раз благодарю за просвещение. А то я теряюсь в догадках: что происходит? Если у них такой сугубо рациональный подход к сексу, то почему эта девица ведет себя, как истосковавшаяся неудовлетворенная сучка?. Словом, теперь многое проясняется.

— «Тайная доктрина основателей», на которую они тут молятся, как мы — на Библию, утверждает, что лучший способ избавиться от сексуального наваждения — это поддаться ему, дабы оно не отвлекало от работы, учебы и тренировок.

— Как-то не так они «избавляются» от него, как им Господом заповедано. Кстати, позволю себе напомнить, — решила Фройнштаг вернуть адмирала к теме, интересовавшей ее значительно больше, нежели причины сексуальной Озабоченности местных атланток, — что мы выяснили: я ничего не знала о формировании первым диверсантом рейха Отто Скорцени континентальной разведывательно-диверсионной сети Рейх-Атлантиды. Удивляет, что лично меня этот «большой диверсионный сбор» почему-то не коснулся. Странно, что Скорцени не только не предложил мне участвовать в этой авантюре, но даже не проболтался по поводу ее организации.

Адмирал сначала выжидающе посмотрел Лилии в глаза, снисходительно рассмеялся и… не поверил в правдивость ее слов.

— Можно подумать, что во все остальные авантюры он вас посвящал, — по ходу заметил фон Готт, хотя недоверие его вызвано было не этим обстоятельством.

— Если уж я лично не участвовала в какой-то из операций, как не всегда участвовал в них и сам Скорцени, то, во всяком случае, состояла в группе ее разработчиков, или же в группе обеспечения и прикрытия. А тут вдруг узнаю о грандиозной операции, о которой меня даже не уведомили. Другое дело, что я могла бы отказаться от участия в ней, но, пардон… Словом, мы со Скорцени так не договаривались. И как только удастся свидеться с ним…

— Вы говорите все это искренне? — застыл бокал с напитком у рта адмирала.

— А какой смысл отнимать минуты нашего общения разыгрыванием каких-то сцен?

И тут уже барон откровенно и искренне рассмеялся. А когда журналистка заметила, что не понимает смысла подобной реакции, рассмеялся еще сильнее.

— Вам, гауптштурмфюрер, повезло: вашим собеседником оказался тот единственный человек, который еще способен поверить вашему незнанию, Но представляю себе, госпожа швейцарская верноподданная Лилия Крафт, каким открытием это стало бы для сотрудников американской разведки, если бы они догадались, что руководителем всей западноевропейской резидентуры Страна Атлантов и Рейх-Атлантиды является некий крупный швейцарский банкир Алекс Крафт.

— Что-что?! Что вы сказали?! — поразилась услышанному Фройнштаг, и, откинувшись на спинку кресла, замерла, буквально окаменела от удивления. — Вы это о ком? О моем супруге?!

— Вот об этом господине, — выложил на стол перед ней фотоснимок адмирал. — Известном мне под фамилией Крафт. Алекс Крафт. Он же выпускник диверсионной школы Вилли Фогнер, он же выпускник Фридентальских курсов Питер Омерс.

Несомненно, это был ее муж. Еще в форме военного моряка, со знаками различия корветтен-капитана. Крепкого телосложения, скуластый молодой мужчина, со слегка приплюснутым носом неукротимого боксера и взглядом бойца из клуба «Бои без правил», он, конечно, с трудом вписывался в представление о тихом и скромном банковском служащем.

— Насколько мне известно, Алекс был всего лишь обычным военный моряком. Причем откровенным неудачником, повздорившим с командующим эскадрой, в связи с чем его разжаловали до Капитан-лейтенанта и списали на берег. Войну он завершал по существу рядовым бухгалтером в бухгалтерии третьеразрядного, рыбного порта, который… — начала было Фройнштаг свою разоблачительную речь, однако фон Готт безжалостно прервал ее.

— Мне придется облегчить ваши душевные стенания, Фройнштаг, напомнив, что руководитель абвера адмирал Канарис тоже в свое время служил не в пехоте. Сначала, еще до войны, Алекс Крафт успешно окончил школу военно-морских диверсантов, — словно шулер — карту из рукава, выложил фон Готт перед Лилией фотографию курсанта секретной школы Крафта в водолазном костюме и с магнитным ящиком-взрывчаткой в руках.

— А ведь вполне серьезно уверял меня, что и плавать толком не умеет.

— Затем господин Крафт стал выпускником первого набора Фридентальских курсов и наконец оказался в Италии, в числе добровольцев школы морских камикадзе, где на него вновь обратил внимание Скорцени. Говорю «вновь», поскольку с юным венским школьником Алексом Крафтом этнический австриец Скорцени познакомился еще в то время, когда в 1934 году вступал в австрийский 89-й штандарт СС. Крафта тогда не приняли, он был слишком юн. Тем не менее вместе с другими своими ровесниками он помогал эсэсовцам этого штандарта прятать оружие, которое эсэсовцы тайно переправляли из Мюнхена, и расклеивать листовки, призывающие к свержению федерального канцлера Энгельберта Дольфуса. К сведению, во время эсэсовского путча канцлер был застрелен в своем рабочем кабинете[55].