У Шемблза сделался удрученный вид.

— Тогда что теперь? Кормчий мертв, стало быть, — он многозначительно посмотрел на Чейсона, — да здравствует Кормчий?

Венера нырнула под руку мужа.

— Звучит просто восхитительно, мне кажется.

Беспрерывно выпутываясь из передряг, Чейсон настолько сосредоточился на выживании, что даже в мыслях не держал подобной возможности. Он повертел в голове идею: стать Кормчим грезил каждый мальчишка; править из этого дворца — уже не всего лишь адмиралом, но сувереном…

Ему представились лица мужчин и женщин, являющихся с прошениями перед его помостом, отчего-то среди них выделилось лицо Корбуса. Что бы сказал о таком повороте событий бывший Атлас? Он бы презрительно покачал головой и отвернулся. Даже Антея пеняла Чейсону, что он не более чем очередной аристократ, страшно далекий от народа.

Чем дальше Чейсон об этом размышлял, тем больше мысль о правлении вселяла в него клаустрофобический ужас — тот самый, что нападал на него по ночам в камере, когда его относило от стен. Застрять здесь взаперти, опутанным жесточайшими узами традиций и ответственности, и обреченным жить, максимально отдалившись от простых людей.

Венера поглядывала на него и слегка хмурилась. Она всегда была честолюбива, в том числе и в отношении своего мужа, и пост Кормчего, с ее точки зрения, был бы пиком карьеры Чейсона. Зная, как в жене кипели в последние годы ярость и обида, чего он мог ожидать от нее, если откажется от этого шанса?

Он сделал глубокий вдох, открыл было рот — и Венера положила руку ему на сердце.

— Звучит просто восхитительно, — сказала она, — но я уверена, что ответ моего мужа — нет. У него нет желания быть Кормчим.

Чейсон изумленно вытаращился на нее. Венера прикрыла глаза и тряхнула шевелюрой:

— Я же, с другой стороны…

Он не удержался и захохотал, и она присоединилась к нему.

— Нет; если взвесить еще раз — пожалуй, нет, — сказала она.

Чейсон посмотрел ей в глаза. Много месяцев назад у границы Кандеса он оставил совсем иную женщину.

— Что…

— Сэр!

Он поднял глаза и увидел знакомое лицо, возникшее из толпы. Чейсон ненадолго выпустил Венеру, чтобы хлопнуть молодого офицера по плечу, и вскричал:

— Трэвис! И ты участвовал в этом заговоре?

Тот пожал Чейсону руку, в то время как Венера, надувшись, отступила (не то чтобы, впрочем, совсем разобиженная).

— Адмирал… и что же мы видим?

— Подозреваю, будущее правительство Слипстрима. — Увидев выражения на лицах Трэвиса и его бойцов, адмирал нахмурился. — Нет, не меня. Их. — Он указал на толпу крутящихся рядом горожан.

— Их? — Венера исподлобья посмотрела на делегацию. — Я бы стала Кормчим получше, чем любой из этих плебеев. — И поймала взгляд Чейсона, снова вскинув на него лукавые глаза. — Но подозреваю, что не смогла бы править лучше, чем все они вместе. — Она поклонилась толпе. — Нация в ваших руках. Да будет ваше правление долгим и мудрым.

Начались овации, и Чейсон это счел идеальным моментом для поцелуя — но тут по залу раскатился чей-то крик. Все взглянули в сторону далекого входа, на невысокого краснолицего человека в капитанской форме. Это был Эйргроув, капитан «Разрыва».

— Боже мой, что ты наделал, Фаннинг! — взревел он. — Мы просто хотели поговорить с этим человеком, а не стрелять в него! Если бы я знал, что вы собираетесь…

Язык дымного пламени подхватил Эйргроува и отбросил его на десяток футов. Из входа в зал повалил дым, и из него, пошатываясь, вышла стройная фигура. И упала на четвереньки.

Антея, кашляя, попыталась подняться, однако упала опять. Она заговорила, но ее слова отнесло ветром. Она попыталась снова:

— Чейсон, я пыталась их не впустить…

Существо, которое выглядело как Телен Аргайр, прошагало мимо Антеи, будто ее там и не было. У Чейсона кровь застыла, когда он снова увидел его. Одежда на ИИ в обличьи человека изорвалась, вся кожа зияла черными дырами от пуль, но крови не было. Оно обвело взглядом огромную комнату, и его глаза остановились на Венере. Существо рвануло бегом.

— Чейсон, кто…?

Он схватил Венеру за руку.

— Ключ с тобой? — Она уставилась на него, и он в отчаянии затряс ее. — Ключ от Кандеса! Он у тебя?

— Я… он всегда со мной. — Она бросила взгляд на свой жакет.

— Огонь! — Он показал на Телен Аргайр, сам оттаскивая Венеру к окну. — Застрелить эту женщину!

Авиаторы «Разрыва» открыли огонь, городской люд завопил и стал нырять в укрытия. В воздухе за спиной Аргайр замелькали обрывки одежды, волос и кожи; черты ее лица исказились от попадавших в лоб и в нос пуль. И тем не менее она не останавливалась.

Чейсон огляделся. Дальше отступать было некуда, и теперь они уже стояли над телом Кормчего. Пули не убьют это существо; ему виделся лишь один способ прикончить его, но чудище-Аргайр будет чересчур смышлено, чтобы клюнуть на удочку. Если только Чейсон не даст ему в точности того, чего оно хочет…

— Прости, дорогая, — сказал он и толкнул Венеру поперек дороги Аргайр. Венера взвизгнула, когда чудовище протянуло клешнеподобные руки, чтобы вцепиться в ее жакет. Оно вырвало белый ключ от Кандеса и торжествующе воздело его.

Чейсон схватился с ним.

Похоже было на то, словно с разбега влетаешь в стену, и если бы не мощная вытяжка из разбитых окон, Аргайр могла бы даже не шелохнуться. А так она зашаталась, и мгновение спустя она, Венера и Чейсон вылетели сквозь брешь. У Чейсона перехватило дыхание и помутилось в глазах, когда вращение дворца выстрелило ими прочь со скоростью более ста миль в час. Он углядел красную-с-черным фигуру и изогнулся телом в ее сторону. Через мгновение Чейсон ухватил Венеру за талию, она развернула крылья, и они начали тормозить.

Он оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть нечто серебристое, блеснувшее в свете двух солнц. Рубежный мотль спикировал на Телен Аргайр, и она заверещала странным, нечеловеческим голосом, похожим на захлебывающуюся сирену, прежде чем исчезнуть в вихре когтей.

Чейсон и Венера плотно прижались друг к другу, а над ними трепетали ее крылья. Постепенно встречный стремительный ветер превратился во вполне терпимый бриз. Они все еще падали — и дворец уже остался в миле позади, — но скорость больше не грозила смертью.

Их окружали бескрайние небеса: небо вверху и внизу, небо слева и справа. Белые облака испятнали голубизну бесконечно уходящими вдаль узорами. Все было свободным и живым в этом небе — птицы и рыбы, людские жилища, и сами мужчины и женщины — небе детства и юности Чейсона. По-прежнему сияло его солнце, пусть даже у него