Дальнейшее было достаточно банальным, но не удержусь, чтобы кое-что освежить в памяти. Говорят, это одно из двенадцати удовольствий, которые позволю вам напомнить вне всякой градации (ведь у каждого своя шкала), а именно: поесть-поспать-оправиться-одурманиться-полюбиться. Далее идут наслаждения духовного плана: от соприкосновения с прекрасным, наслаждение властью, славой, творением своих рук, любовь, в том числе к Богу. Одиннадцатое, тоже не спишешь, — садомазохизм. Двенадцатое же, на стыке духовного и физического, — массаж.

Поэтому я постарался сразу забыть грязные руки, которые приняли мои доллары, не думать о том, что пришел на производство с человеческим конвейером, и постарался побыстрей принять предлагаемые условия игры…

Попал я в некое подобие маленького концертного зала, где было несколько кресел, пара столиков, за одним из них сидел согбенный старичок, и подиум, на котором скромно восседало около двадцати девушек в ярко-красных халатах. Все они без тени фальши призывно улыбались мне, я, конечно, все понимал, но все равно было приятно. Мне уже сказали, что они могут делать, и мои мечты о чистом массаже уплывали под натиском банальных и устоявшихся вкусов. Я выбрал красотку с номерком «15», она тут же спустилась вниз, как теленка, взяла меня за руку и повела по коридорам, затем по маленькой крутой лестнице поднялись на второй этаж. Мы вошли в огромную красную комнату с фальшивым камином и полукруглым окном, зашторенным тяжелым красным бархатом. За ним журчал кондиционер. Она усадила меня на кровать, встала на колени, сняла обувь, носки, стянула с меня брюки и все остальное. Мне стало неудобно, что лучшее создание природы униженно суетится у моих ног — все же сказывалось коммунистическое воспитание. Но маленькая рабыня империи наслаждений улыбалась мне весело и непринужденно.

— Руссия? — вычислила она меня.

Я кивнул и спросил, как ее звать.

— Пата, — ответила она, а я назвал себя.

Наверное, в условности нашей игры была такая необходимость.

Не снимая халатика, она быстро сняла прозрачный лифчик, спустила трусики, потом выскочила из комнаты и появилась уже обвязанной полотенцем… Меня повели в нечто, напоминающее операционную — все сверкало белизной. Девушка вымыла меня под душем, тщательно еще раз намылила, снова окатила теплыми струями. Только после этого она сбросила полотенце, оголив свою смуглую суть. «Все то же, что и у всех, — подумал я, — только вот маленькая и хрупкая, как ребенок, управится ли с такой дылдой?» Не глядя на меня, она завязала волосы в пучок, быстро помылась и принялась за меня. Все действо происходило на огромном надувном матрасе, куда меня буквально насильно повергла маленькая бестия. Она запустила в меня из пластмассовой бутылочки струю шампуня, потом еще одну, облила и себя, набросилась на меня, как тигрица, резко повернула на живот и буквально вцепилась в ключицы. Маленькие пальчики оказались необычайно сильными, они то поглаживали, то вдруг врезались в кожу, под лопатки, скользили по ребрам. Она уселась на меня, как на ленивого скакуна, стала прыгать, елозить, вертеться всем резвым юным телом, она вскочила на меня ногами, стала прессовать, как виноград в бочке, опять опустилась, упругие полушария грудей скользили от спины до самых пяток, казалось, они жили отдельной жизнью, точно так же весело и обособленно существовала ее попка, которая уже резвилась на моей груди, пушистый треугольничек, как челнок, скакал перед моим замыленным взором, при этом милая Пата успевала выкручивать мои руки, ноги, отжимая буквально каждую мышцу. Она не забыла дернуть за каждый пальчик, дабы он расслабленно хрустнул, она размяла ладони и ступни, выгнула ноги назад к спине, ее хвост на голове летал из стороны в сторону, будто она скакала по тайваньской саванне, а не чудодействовала в кафельном рае…

— Are you happy? — Ты счастлив? — спросила она, имея в виду полученное удовольствие.

— Что такое счастье?

Она поняла перемену моего настроения, села, поджав под себя коленки. Ее маленькие сиськи смешно топорщились, и я погладил их, как приручил.

— Не знаю, — призналась она. — Наверное, это когда много денег. Без них счастья не будет.

— Тебе приносит счастье твоя работа?

— Немного… Тайская девушка должна уметь делать массаж, иглоукалывание, хорошо готовить. Ее счастье в том, чтобы приносить счастье мужчине. Европейцы хорошо знают это, поэтому берут наших девушек себе в жены.

— Я знаю… Они хотят дешевого счастья. А потом они бросают их.

Поздно вечером, когда я вернулся в свой номер, кто-то позвонил. Подняв трубку, услышал:

— Где вы таскаетесь, господин офицер?

— Гулял, — машинально ответил я.

— Чувствуется, в каком ты состоянии. Имей в виду, Таиланд занимает первое место по СПИДу…

— Простите, это кто?

— Мария! Я в Бангкоке.

Я обомлел.

— В каком ты отеле, я сейчас приеду! — прокричал я.

— В «Ройял Рива»… Но приезжать не надо, это на другом краю от тебя… Завтра утром я уезжаю в Паттайю. Оттуда позвоню.

— Какой там отель? — сообразил спросить я, зная, что могу загулять и она не дозвонится. Какие-то мысли о встрече с врагами я пока гнал от себя. Так не хотелось менять экзотическую свободу на российские проблемы.

— «Паттайя-Парк».

— Напомни, пожалуйста, еще раз свою фамилию! — попросил я.

— Пошел к черту! — сказала она и положила трубку.

А ее фамилия действительно выветрилась из моей головы.

Тихо шипел кондиционер, нагоняя в комнату искусственный воздух. Окна в номере были наглухо задраены. И здесь, среди безупречной чистоты я сам чувствовал себя отфильтрованным… Уют, достаток и покой отбивают всякое желание бороться за неясные идеалы всеобщего счастья, равенства и братства. Все революции делались обиженными и сумасшедшими.

Вечером из номера я позвонил Пате и сказал, что умираю от скуки. Правда, я не знал, как будет по-английски «скука» (онегинский spleen вспомнился позднее), потому выразился предельно энергично: «Я умираю без тебя!»

Она тут же приехала, я встретил ее внизу. Разумеется, на ней не было ярко-алого национального халата с узорами, оделась Пата в коротенькую юбочку и черную блузку с вышивкой, а волосы распустила по плечам. Мы отправились бродить по ночному Бангкоку, и, когда уставали, делали остановку в ближайшем баре или кафе. Я пил пиво, закусывал огромными вареными креветками, Пата пила только колу. Мы чуть не заблудились, неоновые улицы слились в одно нескончаемое полыхание, казалось, мегаполис решил испытать меня, поглотить, как в воронку.

Но единственный знакомый человек на этом краю света не позволил мне исчезнуть без следа. Она вывела меня прямо к отелю, мы пошли в «Савой», поужинали, затем поднялись ко мне в номер.

Пата неторопливо осмотрелась, присела на кресло. Кондиционер выстудил воздух до пятнадцати градусов. Она поежилась, я сразу подкрутил регулятор на повышение температуры.