200 экземпляров. Вплоть до самой торжественной церемонии все они содержались в строго охраняемом помещении в Лефортове. На репетициях же воины, которые должны были швырять гитлеровские знамена на кремлевскую брусчатку, упражнялись с кольями от шатровых армейских палаток. Оригиналы им подвезли в самый последний момент – утром 24-го, когда все участники уже выстроились на площади. Подвезли тщательно обследованными и под строгой охраной: как-никак, перед мавзолеем трофеи должны были кидать, а на нем – самое дорогое, что есть в стране: вождь и его соратники…

Что касается наших знамен, было решено, что сводные полки фронтов, составленные из наиболее отличившихся героев – солдат, сержантов, старшин, офицеров и генералов, понесут впереди свои прошедшие боевой путь и овеянные славой стяги.

Ни о каком Знамени Победы речи в сценарии не было.

Возможность вспомнить о нем на самом верху появилась незадолго до парада, когда Сталин решил, кто будет на нем командовать и кто будет принимать. Из книги «Воспоминания и размышления» Г. Жукова: «Точно не помню, кажется, 18—19 июня меня вызвал к себе на дачу Верховный.

Он спросил, не разучился ли я ездить на коне. Я ответил:

– Нет, не разучился.

– Вот что, вам придется принимать парад Победы. Командовать парадом будет Рокоссовский.

Я ответил:

– Спасибо за такую честь, но не лучше ли парад принимать вам? Вы Верховный Главнокомандующий, по праву и обязанности следует вам принимать парад.

И. В. Сталин сказал:

– Я уже стар принимать парады. Принимайте вы, вы помоложе…» [124]

Оставшиеся до парада дни были у Жукова очень насыщенными. Уже прибыли со всех фронтов специальными поездами в Москву его участники. На Центральном аэродроме им. М. Фрунзе заканчивались строевые тренировки. Рассматривались, утверждались или отвергались последние предложения по проведению церемонии, в том числе и связанные с флагами: например, поднять над Москвой на подвесках аэростатов флаги с изображениями орденов Победы и Красной Звезды. О Знамени Победы опять ни гу-гу.

Полторы сотни самых достойных, прославленных в боях бойцов, сержантов и офицеров 3-й ударной армии уже вовсю готовились в Москве к параду, когда вдруг из штаба 1-го Белорусского фронта по команде в 150-ю дивизию, дислоцирующуюся тогда в Эберсвальде, пришел приказ подготовить Знамя Победы для транспортировки в столицу нашей Родины…

Кто из больших начальников вспомнил о нем в столице – точно неизвестно. Но если исходить из того, кому это было более всего важно из маршалов – командующих фронтами, то получается, что Жукову. Последний, конечно, мог делать это без особой охоты: уж кому-кому, а ему-то не очень было приятно вновь вспоминать и невольно ворошить всю эту так до конца и не распутанную им историю с преждевременным докладом и водружением. Но, видно, кто-то настойчиво наталкивал его на мысль, что не гоже отказываться от предъявления на параде такой замечательной реликвии, особо выделяющей среди прочих фронт, которым он командует.

Среди этих «кого-то», конечно же, был командарм 3-й ударной армии В. Кузнецов и армейские политорганы, действовавшие, кроме всего прочего, через Главпур.

О том, что это все, скорее всего, было именно так, свидетельствовала та суета, которая вдруг разгорелась в политотделе армии сразу же по получении приказа из штаба фронта. Буквально в пожарном порядке командованием решались два главных вопроса. Первый – как оформить Знамя Победы так, чтобы первенство армии было на нем закреплено навеки. Второй – кто, собственно, его понесет на самом параде.

Судя по невиданной – не обремененной ни принятым порядком, ни элементарной правдоподобностью – стремительной процедуре представления Егорова и Кантарии на «Героя» всего за один день, именно они с самого начала планировались на роль почетных знаменосцев. Так оно и произошло. С той только добавкой, что командование и политотдел 3-й ударной армии сочли необходимым подкрепить «правильных героев» еще и небольшим эскортом в лице героев действительных. Из того факта, что всем убывающим в Москву вручили командировочные предписания за подписью начальника политуправления 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенанта С. Галаджева, можно с большой долей уверенности предположить: вновь Знамя Победы развернул мощный пропагандистский ветер, поднятый приставленными к Жукову политорганами.

Итак, наступило время проводов святыни в Москву.

Из воспоминаний С. Неустроева: «20 июня 1945 года я, Егоров, Кантария и Съянов в сопровождении начальника политотдела 150-й дивизии подполковника Михаила Васильевича Артюхова приехали в штаб 79-го стрелкового корпуса. Нас встретил начальник политотдела корпуса полковник Крылов. Из 171-й стрелковой дивизии приехал Самсонов. Вся группа, которой поручалось доставить Знамя Победы в Москву, была в сборе».

Далее капитан Неустроев вспоминает знаменательный эпизод, в котором процедура закрепления «исторического первенства» предстает следующим образом: «Полковник Крылов проверил боевую характеристику Знамени Победы, развернул знамя и помрачнел. На нем было написано, что „150 стр. ордена Кутузова 11 ст. Идриц. див.“.

Крылов пристальным взглядом в упор посмотрел на Артюхо-ва и спросил: «Кто вам дал право писать это?» И он ткнул пальцем в цифру 150. Артюхов понял, что надо как-то загладить самовольные действия командования дивизии, и предложил Крылову не стирать надпись, а добавить «79-й стрелковый корпус»… Конфликт был улажен», – заключает свой рассказ Неустроев[125].

На самом деле не совсем, потому что весьма похожая сцена случилась и на уровне политотдела армии. Командир «поарма» Ф. Лисицын в своих воспоминаниях пишет: «Перед самой отправкой Знамени Победы в Москву уже по моему указанию художник дивизионного клуба добавил к написанному ранее: „3 УА 1БФ)“ [126]. Последняя приписка означала: «3-я ударная армия 1-го Белорусского фронта». С такой добавкой вся надпись уже вполне могла удовлетворить даже самого Жукова…

Так что сегодня внимательный посетитель Центрального музея вооруженных сил в Москве, подойдя к стенду, за стеклом которого хранится реликвия, может сам легко заметить, что все три записи на красном полотнище нанесены разными руками…

Но вернемся к воспоминаниям Ф. Лисицына: «20 июня эти герои штурма Рейхстага прибыли на Берлинский аэродром. Там состоялся короткий митинг. Под звуки оркестра я вручил Знамя старшему сержанту Илье Съянову… Во второй половине того же дня посланцы 3-й ударной армии уже прилетели в Москву, на Центральный аэродром» [127].