Он новым взглядом оглядел женщину на своих руках. Риджи изменилась. Дело было не в том, что лицо ее осунулось, что в уголках глаз появились едва заметные морщинки. Нет. Раньше, подумал чар, раньше она была как новенькая, поблескивающая на солнце, сияющая золотая монетка, веселая и сердитая одновременно, полная чувств, — а теперь поблекла. Потускнела и будто бы истерлась.

Чар расправил над ней темный полог: начинающийся от его сердца и расходящийся в воздухе незримый капюшон из переплетшихся темно-зеленых тел.

— Ты ошибаешься. Мы вместе навсегда, — сказал он.

В склон Горы вдалась глубокая узкая лощина, и на склоне ее лежал ковчег. Борт проломлен, емкость почти сдулась, — перебивая запах папоротников, от нее расходился дух стухших яиц. Чермор остановился, не выпуская Риджи из объятий. Ковчег напоминал лежащую на боку огромную мертвую рыбу с вывалившимся из брюха пузырем. Сквозь местами вздувшуюся, местами проломленную обшивку-чешую виднелись покореженные ребра переборок. Измятый, перекрученный хвост придавил папоротники.

Чар подошел ближе, увидел нескольких мертвецов, часть из них — обглоданные, изувеченные до неузнаваемости. Заглядывать в кормовые каюты или обходить корпус, чтобы разглядеть палубу, он не стал: здесь не было никого живого, команда вместе с Владыкой покинула рухнувший эфироплан.

Некрос повернулся к Горе, ощущая след, тянувшийся от ковчега к ее склону. След вел вдоль лощины, туда, где папоротники заканчивались и между двумя каменными столбами, накрененными так, что верхушки их соприкасались, темнело отверстие входа. Позади раздалось фырканье, чар оглянулся. Сквозь заросли к ним бежал пес-демон.

— Тасси! — позвал Чермор. Плечи Риджи вздрогнули, она отстранилась от его груди и выглянула через плечо.

Только твой зверь остался с тобой.

— Нет, — ответил Чермор. — Ты тоже со мной.

Когда пес-демон догнал их, чар направился к столбам.

— Видите эту Гору? — произнес он, обращаясь и к Тасси, и к женщине на своих руках. — Пирамида — лишь копия ее, созданная как надгробие для Полномастии. Тринадцать Первых Духов было в Аквадоре, и лишь трое из них остались, когда остальных выбросило наружу. Люди нашли Мир и с его помощью сомкнули Створки, а Духи, страшащиеся, чтобы никто не отыскал заклинание, спрятали его в Шамбе, поставили Кибара охранять и возвели пирамиду. Но Универсал и все то, что скрыто в Шамбе, — лишь жалкое подобие истинной Горы и истинного Лабиринта, к которому мы подходим сейчас...

Тасси остановился, присел, глядя в черный проем. Хрипло кашлянул, припав к земле, потерся о нее брюхом.

Некрос Чермор с Риджи на руках вступил в Гору Мира. Широкий коридор тянулся вниз под крутой уклон, и чар пошел вперед, озаренный мерцанием мха. Этот мох двигался — пятна и полосы его медленно ползли по стенам, извиваясь, меняя форму, сливались и распадались, льющийся от него бледный свет менялся, накатывая ленивыми сонными волнами.

А Тасси хотел есть. Собственно, он почти всегда хотел есть, даже когда спал — беспорядочные, рваные сны его чаще всего были связаны с погоней за пищей, умерщвлением и пожиранием оной. Сейчас, однако, есть хотелось особенно сильно. Ноздри пса-демона ощущали запах еды, которая прошла здесь некоторое время назад. Следом направился тот, кого Тасси, за неимением лучшего понятия, в своем маленьком, злобном сознании соотносил с неким песо-демоническим эквивалентом слова «хозяин».

А еще он ощущал другие запахи: впервые, быть может, со щенячьего возраста чуял дух себе подобных. В багровом мозге его пробудилось что-то вроде любопытства, а кроме того — желания отыскать самку.

Но есть хотелось больше.

Пес-демон оглянулся. Можно было догрызть трупы, оставшиеся на краю лощины. В том месте запах своих, и самцов и самок, за которых еще нужно побороться, был особенно силен. Подраться Тасси сейчас не отказался бы, но свои уже ушли оттуда. Когда у него был выбор, Тасси предпочитал догнать еду, загрызть, а после съесть — во-первых, это потворствовало его свирепости, во-вторых, свежее мясо и кости с теплым мозгом вкуснее, чем то, что умерло раньше, да к тому же без его, Тасси, непосредственного участия. В любом случае там для него остались лишь жалкие объедки...

Звуки шагов «хозяина» уже смолкли. Он тоже шел за едой, и еды там было много, очень много, причем такой еды, которая еще могла сопротивляться... Зверь громко кашлянул, хрипнул и харкнул, будто человек, говорящий что-то вроде: «Пес с ним, пойду и убью их всех, а потом сожру вместе с костями», — и нырнул в темный проход.

— Нет, никого не вижу! — объявил Дикси.

— Не кричи, — Гарбуш глянул на Ипи, но она пока что вела себя нормально, и ничто в ней не свидетельствовало о приближении очередного припадка.

От того места, где рухнул ковчег, они шли уже долго — Гарбуш теперь не знал, день еще или уже наступила ночь.

Они догнали Владыку у начала длинной пещеры, даже не пещеры — широкой полости, идущей наискось вниз, под гору. Вступив туда, Октон будто позабыл про тех, с кем летел на ковчеге. Владыка оглянулся лишь однажды, чтобы назвать Гарбушу место, куда они направляются, и больше не оборачивался, ни разу не дал понять, что знает о толпе гноморобов, поспешно идущих за ним. Он уже почти бежал, полы его пальто развевались. Гарбуш, а потом и другие несколько раз окликали его, но Владыка не слышал. Он снял свой берет — золотистое свечение Мира облизывало своды, помогая не потерять фигуру Октона среди мерцания пятен бледного мха, что медленно ползали по сводам.

Но теперь Владыка исчез. В гулкой высокой пещере на них налетела стая хлопающих крыльями летучих мышей, и пока гноморобы с криками бегали туда-сюда, отмахиваясь руками, мечами и топорами, Октон куда-то подевался. К тому же в пещере была глубокая длинная ложбина, по которой быстро тек журчащий поток воды, — несколько карл, оступившись, упали и исчезли в отверстии под стеной, куда втекала подземная речка.

Из пещеры вело несколько ходов, и теперь крики доносились со всех сторон. Когда Дикси попробовал дозваться до кого-нибудь, эхо разнесло голос по всему лабиринту, смешало с остальными; некоторое время звуковой прибой бился о камни, а после стих.

— Идем, — сказал Гарбуш, беря Ипи под руку. — Главное, нам втроем не теряться. Октон говорил про пещеру в виде ротонды. Тут, наверно, кроме мышей, никто и не живет, но, если вдруг что, у нас топоры...

— Что такое ротонда? — спросил Дикси, когда они углубились в узкий коридор, тянувшийся с небольшим уклоном дальше под гору.

Гарбуш принялся объяснять, то и дело поглядывая на Ипи — им-то с Дикси пещеры привычны, а ей нет. Девушка шла, глядя перед собой, и карле почудилось, что в глазах ее мелькает легкий интерес, — иногда она бросала взгляд на своды туннеля или вдруг начинала приглядываться к мерцающим пятнам мха. Это был хороший знак. Во-первых, Ипи не боялась; во-вторых — она понимала, пусть и смутно, что происходит.