— У неё была нефрэктомия в девяносто первом? — он отложил папку и снова растерянно снял очки. — Как так получилось, что… чёрт, почему у неё столько проблем со здоровьем?!

— А как так получилось, — ответил Тим вопросом на вопрос, хотя евреем в их компании был явно не он, — что вы ни разу не попытались её найти? Она буквально молилась на вас. Ждала до последнего. Надеялась и верила…

— Я всё расскажу. Но не вам, а ей лично, — выдохнул Шульман и снова решительно поднялся со стула. — Где она сейчас?

Тим назвал больницу.

— Я немедленно еду к ней, — заявил доктор.

— Я, вообще-то, тоже, — сказал Тим.

— Вы на машине, или вас подвезти?

— Нет, это я вас подвезу, — произнёс Тим. — Доставлю на место… а потом обратно.

— Вы что же, думаете, что я сбегу? — усмехнулся Шульман невесело.

— От вас всего можно ожидать, — уклончиво буркнул Тим, не признаваясь в том, что именно так он и думал.

Когда они оба выходили из кабинета, Тим заметил, что Шульман слегка прихрамывает.

— Ирина, отмените, пожалуйста, все мои оставшиеся встречи на сегодня, — распорядился доктор, обращаясь к секретарше. — Я вряд ли освобожусь до вечера.

Они сели в машину Тима. Было заметно, что Шульман явно волнуется и не находит себе места.

— Я могу закурить? — спросил он.

— Курите, — разрешил Тим, хотя вообще-то терпеть не мог табачного дыма.

Шульман нервно достал сигарету, щёлкнул зажигалкой, торопливо затянулся. Тим искоса разглядывал его. Красивые руки. Длинные сильные пальцы, как у пианиста…

— Как… она? — наконец спросил доктор, не глядя на Тима.

— Слушайте, вы точно врач, а? — не смог удержаться от язвительного вопроса тот. — Вы же читали её историю болезни…

— Я не о болезни, — отозвался Шульман. — Вообще. В целом. Как она?

— Немного изменилась за пару десятилетий, — с сарказмом отозвался Тим. — Такое иногда случается с людьми, знаете ли…

Шульман повернул голову в его сторону.

— Вы меня ненавидите? — уточнил он. — За ту боль, что я причинил Светлане? Кто вы ей?

— Какая разница, — сердито отозвался он. — Можете считать, что друг. Которого очень волнует её физическое и моральное состояние. Я не знаю, какие у вас были причины… да и были ли… так с ней поступать, но она не заслужила подобного отношения. Говорю же, она вами жила. Дышала. Ждала до последнего…

Шульман ничего не ответил, без перерыва закуривая следующую сигарету.

— Вы женаты? — спросил Тим. Тот покачал головой.

— В разводе…

— Дети есть?

— Сын. Пятнадцать лет.

— Они живут в Москве? — продолжал Тим свой допрос с пристрастием.

— Нет, остались в Израиле.

— А вы почему вернулись?

— Это долгая история. Как-нибудь.. в другой раз.

— Светлана тоже в разводе, — зачем-то сообщил Тим. Шульман кивнул.

— Я знаю. Старался по возможности следить за новостями о ней… даже из Израиля. У меня была целая коллекция видеокассет со всеми её фильмами…

В этом отношении Шульман был понятен и близок Тиму. Как ни сердился он на доктора, а всё же после этих слов сердце его чуть смягчилось.

— Я войду первым, — Тим сделал предостерегающий жест, останавливая доктора, который уже намеревался открыть дверь палаты. — Нужно её подготовить. Она не ожидает вас увидеть прямо сейчас. Подождите, пожалуйста, за дверью.

Когда Тим оказался в палате, Светлана тут же приподнялась ему навстречу. Глаза её горели нетерпеливым ожиданием.

— Ну что? Ты с ним встретился? Это он? Это Даня? — возбуждённо заговорила она.

— Он самый, — кивнул Тим. Светлана шумно выдохнула и откинулась на подушку.

— Ты что-нибудь говорил ему… обо мне? — голос её дрожал.

— Конечно. Он очень хочет вас увидеть. В данный момент стоит за дверью. Я могу пригласить его войти?

Светлана изменилась в лице. Глаза её наполнились неподдельным ужасом.

— Нет! — заполошно выкрикнула она. — Нет, Тимофей, пожалуйста… Я ещё не готова. Я… не хочу, чтобы он видел меня в таком виде. Я такая страшная… старая… и некрасивая…

— Да что вы ерунду городите! — возмутился он, злясь не столько на саму Светлану, сколько на этого проклятого Шульмана, и на всю эту ситуацию в целом. — Вы прекрасно выглядите. Да, вы больны, но никакая вы не старая и не страшная. Вы… лучше всех, — сдавленно добавил он.

В дверь коротко стукнули. Очевидно, Шульман потерял терпение.

— Нет! — коротко взвизгнула Светлана. — Нельзя!

— Ветка… — донёсся от двери знакомый голос. Она почувствовала, как дёрнулось у неё сердце и стремительно полетело куда-то вниз.

— Пожалуйста… можно мне войти?

— Уходи, Даня! — выкрикнула она в отчаянии. — Пожалуйста, не сейчас! Я не хочу, не могу тебя видеть!

Шульман не послушался. Дверь чуть скрипнула, и через мгновение он оказался в палате. Светлана ахнула и уткнулась лицом в согнутые колени. Никакая сила, казалось, не могла её заставить взглянуть Шульману в лицо.

— Посмотри на меня, пожалуйста, — мягко сказал тот. — Я очень хочу увидеть тебя. Ну же, Светлячок…

Тим понял, что он здесь явно третий лишний. Как ни противен ему был этот мерзкий Шульман, но он видел, что доктор не собирается причинять Светлане никакого вреда. Голос его звенел от напряжения. Видно было, что и ему нелегко даётся эта встреча. Эти двое должны были разобраться сами.

Тим бесшумно вышел из палаты и прикрыл за собой дверь, чувствуя, что теряет Светлану навсегда. Это же как пить дать, что она захочет остаться со своим докторишкой. Первая любовь так просто не забывается. Она так долго и отчаянно его любила… Хотя… с чего он взял, что Шульман по-прежнему любит её? Может, ему-то она больше совершенно не нужна.

Он опустился на стул в коридоре и приготовился ждать, сколько бы ни потребовалось.

Даниэль сидел на краешке Светланиной кровати и упорно уговаривал её взглянуть на него. Она мычала в ответ что-то невразумительное и не поднимала головы.

— Поверь, я тоже изменился за эти годы, — сказал он ласково, прекрасно понимая, что с ней сейчас происходит. — Это естественно. Дай-ка мне свою руку.

Он осторожно взял её тонкие пальчики и прикоснулся ими к своей щеке.

— Может быть, вот так?.. Узнаёшь меня, Ветка?

Она нерешительно, наощупь, точно слепая, вела кончиками пальцев по его лицу. Это был он. Его нос. Его губы. Его брови… Она коснулась Даниных густых волос, нащупала незнакомый шрам на затылке… Пальцы её дрогнули. И всё-таки это был другой, новый Даня… И пахло от него иначе. Не в парфюме было дело, просто сам запах — запах человека — неуловимо изменился.