Выйдя на улицу, я спохватился, сколько прошло времени. Солнце уже садилось.

Кое-как переставляя ноги, пошел к машине, и тут Мина окликнула меня с балкона. Она держала красную сумку-кошелек. Затем она что-то крикнула в сторону крыши, где были дети с отцом, и Галуст прокричал что-то в ответ.

– Я сказала ему, что мы едем в больницу, – объяснила она, спустившись, и застегнула сумку на талии – именно так, как я и предполагал. – Но вы, конечно, отвезете меня в другое место. Хорошо?

– Идет, – согласился я. – Но бензин за ваш счет.

– Бро, – сказал мне в Вайоминге Броубитер, отказавшись вести машину. – Я не твой брат.

С того момента у нас все и полетело вверх тормашками.

Первой вышла из строя моя старая «Каталина», на самой окраине Омахи. Нас отбуксировали в город, где мы приобрели «рейнджер».

Я еще не успел подписать все необходимые бумаги, как Броу закинул свои вещи – баул с реквизитом, который он наконец-то сподобился купить, и ту самую красную сумку – в кузов. Бензин у нас всегда шел пополам, но машину я собирался купить целиком за свой счет. Но Броу настоял на том, чтобы внести половину. Возможно, он чувствовал себя немного виноватым за свои слова о том, что он не мой брат.

Мы двинулись на восток. Миля летела за милей, время от времени Броу пытался заговорить со мной о моем брате, но я больше не хотел поднимать эту тему.

– Знаешь, – сказал я ему наконец, – я больше ничего и не помню из его жизни.

Несколькими месяцами ранее на мое имя стали приходить письма с просьбой перезвонить Джонни Трампету. Джонни хотел знать, почему я игнорирую выступления в Кентукки, а я отвечал ему, что, как только позволят дела, мы с ним обязательно пересечемся.

– Ты все еще работаешь с этим большим однобровым парнем? Его, кажется, Аво зовут, да?

Джонни редко называл рестлеров их собственными именами, и я понял, что его интерес к Броубитеру не носил делового характера. Рискуя превратиться в окончательного параноика, я солгал ему:

– Видишь ли, он в последнее время отошел от наших дел. Если ему хочется заработать, он звонит в последнюю минуту. Так просто его не поймаешь.

– Тогда сделай мне одолжение, – попросил Джонни. – Как только у него выпадет несколько свободных дней, пусть свяжется со мной. Мне хочется посмотреть на его успехи.

– Заметано, – сказал я.

Той же ночью в мотеле, когда Броу уснул, я открыл его красную сумочку, чтобы посмотреть, что такое он прячет от меня, но нашел лишь деньги и его любимые безделушки.

Я сказал Мине, что давно уже отвык видеть женщину на пассажирском сиденье. Сигареты и коньяк все еще давали о себе знать, лицо было разбито, но я заставлял себя говорить. Вскоре трафик уплотнился, но мы все же продвигались. Мина показывала, куда ехать, и я замечал каждую деталь в переулках, что мы проезжали, каждую крупицу гравия. Это завораживало, но тут я вспомнил, что забыл забрать Фудзи из ювелирного магазина.

Мы приближались к Лонг-Бич. Мина попросила остановиться на выделенной площадке перед цветочным магазином, где купила букет белых орхидей.

– Мы почти что доехали, – сказала она, вручив мне букет.

– Спасибо, – пошутил я, но голос мой прозвучал искренне. – Красивые.

Мина указала на здание, напоминавшее приют. Вывеска гласила: «Снова дома».

Мы вошли в холл. Мина спросила у молоденькой девушки, где найти женщину, имя которой мне было не знакомо. Потом мы поднялись на лифте на второй этаж. Повсюду пахло лимонным чистящим средством, ламинированный пол блестел и поскрипывал под нашими шагами. Мы дошли до комнаты № 242. Одна из кроватей стояла пустая. Дальше, за открытой перегородкой у окна, помещалась вторая, с приподнятой спинкой. На кровати сидела невообразимо древняя женщина – накладывала ложечкой в свой беззубый рот желе и смотрела телевизор.

Мина подошла к ней. Старуха, почти лысая, ухмыльнулась деснами в мою сторону, и я счел за благо пойти поискать вазу для цветов. В коридоре я обнаружил стойку с разными кувшинами, взял один из них и наполнил водой из питьевого фонтанчика. Стебли цветов оказались слишком длинными, поэтому я спустился вниз и попросил ножницы.

Девушка за стойкой спросила:

– А вы член сообщества «Снова дома»? Просто я тут новенькая.

Я расправил свой седеющий хвост:

– Что, считаете, мне пора?

– Ой, нет, я не это имела в виду! Просто я могу выдать ножницы только члену сообщества. Меры безопасности, ну, вы понимаете… А я новенькая, поэтому…

– Я не собираюсь резать ими старушку, если вы это имеете в виду.

– Понимаю, – сказала девушка. – Но это правило введено, чтобы престарелые жильцы не нанесли себе травм. А увидев ваши ссадины, я уж подумала, что… Видите ли, тут уже были случаи самокалечения, хотя я лично не была свидетельницей.

Я вернулся в комнату и сказал, поднимая кувшин:

– Хотел укоротить, но…

– У вас прекрасные волосы, – улыбнулась Мина.

«Я не твой брат», – сказал мне Аво. По пути на Восточное побережье мы почти не разговаривали, скорее перебрасывались парой-тройкой слов. Пока Аво оплачивал свою половину чека в закусочной неподалеку от Атланты, я вышел и позвонил Трампету.

– Скажи, зачем тебе понадобился Броубитер? – спросил я.

– Я мог бы соврать тебе, – ответил Джонни, – но не буду этого делать. Его тут разыскивает один парень. Сам – метр с кепкой, в очках и в костюме. Выглядит довольно важным. Я сначала подумал, что он из Налогового управления или еще откуда, но он предложил мне деньги за то, чтобы я вывел его на твоего парня.

– Деньги? За Аво?

– Да, тут какая-то нездоровая фигня. Сдается мне, что твой Аво не такой уж пушистый.

– Может, это какая-то ошибка?

– Деньги, во всяком случае, нормальные. Видишь ли, я мог бы и сам его разыскать, а деньги оставить себе. Но я знаю, что он тебе небезразличен, поэтому, думаю, ты сам решишь, сообщать этому парню, что его ищут, или нет.

Через витрину мне было хорошо видно, как Броу оплачивает счет. Он пожал руку молодому парню за кассой, и тот засмеялся. Где бы Броу ни оказывался, вокруг него тотчас же собирались люди, которые спрашивали, какого он роста, а еще – настоящая у него бровь или же нарисованная. Я обычно отгонял любопытных, охраняя его покой. Однако сам Броу никогда не уставал от внимания публики. Он всегда вступал в общение и старался сделать людям приятное. Это было плохо для «кайфабе», и я не раз выговаривал ему за такие вещи. Но ему