Сердце. Такая простая вещь. И такая бесполезная в глазах дельцов и строителей империй.

Но Люк Деламер знал, что тот, кто так считает, заблуждается.

Сердце – это все. Это начало и конец. Без него жизнь не имеет ни вкуса, ни запаха, ни цели.

Он вспомнил, как в первый раз увидел ее на вересковой пустоши: такую напуганную и одновременно разъяренную. В памяти всплыли ее глаза, метавшие молнии, и ее гортанный смех.

Сможет ли эта женщина помочь ему вновь обрести свое сердце? Этого не мог сделать никто. Синяя птица надежды коснулась его своим крылом. Люк потерял себя. Хотя бы раз почувствовать все ее тело! Ощутить ее слепую страсть... Он вскочил на ноги и осторожно разрезал шпагой завязки на ее юбках. Шуршащие кружева и муслин упали на темную траву кремовым водопадом.

У Люка оборвалось сердце.

– Силвер, ты обладаешь оружием, силу которого даже и представить не можешь. Когда я гляжу на тебя, у меня перехватывает дыхание, а сердце готово выпрыгнуть из груди. – При этих словах она тревожно облизала губы. – Такое ощущение, будто ты всю жизнь практиковалась в искусстве обольщения, – со стоном проговорил он.

Люк смотрел на ее влажные губы. Все мысли исчезли у него из головы, сменившись наплывом чувств, когда Силвер пригнула его голову к своему лицу. Она приоткрыла губы. Люк не чуял ног под собой.

– Господи, женщина, скоро ты сама начнешь учить меня искусству любви.

Но она уже взяла все в свои руки. Они поменялись ролями: теперь Силвер водила языком по изгибу его губ. Застонав, он прижал ее к себе. Их языки соприкоснулись. Люк перестал владеть собой.

Слишком поздно, подумал он, безвольно погружаясь в пучину страсти. В этот момент ему никто был не нужен, кроме этой женщины. Он полюбил ее с первой секунды, когда увидел, как она смотрела на него глазами, полными испуга, и изо всех сил стремилась скрыть свой страх.

Вдруг Люк почувствовал, что она выхватила у него рапиру. В следующий момент кончик рапиры кольнул ему сердце.

– А теперь, плут, твоя жизнь зависит от моей милости. – Силвер прикоснулась клинком к пуговицам на его брюках. – А ну-ка снимай.

Прикосновение ее пальцев было подобно агонии. Люк с трудом сдержал проклятие.

– Ты слишком смелая для святой невинности. Разбойнику не помешало бы научить тебя скромности.

Силвер насмешливо изогнула губы.

– Что ж, пусть попробует.

Она потянулась к пуговицам у него на брюках.

– Хватит, – сказал он. – Ты меня искушаешь.

– Иногда дразнить судьбу очень приятно. В конце концов, эта судьба такая большая. И теплая. Я чувствую, как она пульсирует прямо у меня под пальцами, – горячо прошептала Силвер.

При этих словах Люк весь напрягся. На него с новой силой накатила волна желания.

– Тебе сегодня придется испытать не только судьбу, но и кое-что другое, чертовка.

Ресницы Силвер дрогнули и опустились, затенив ее блестящие глаза.

– Надеюсь, что придется. – Она прикоснулась к нему, медленно и удивленно провела рукой по его ширинке. – Ты... такой большой. Я даже не понимаю, как...

Люк не стал ждать, когда ее смятение превратится в страх. Выругавшись, он схватил рапиру и зашвырнул ее в траву.

– Сегодня тебе эта шпага не понадобится. У меня есть оружие куда лучше. – Он опрокинул ее на мягкую траву и подмял под себя. – Теперь уже поздно бояться, красавица. Этой ночью ты разожгла страсть в душе разбойника, а такие люди не терпят неповиновения. – Он склонил голову и провел языком по розовым губам, которые только и ждали его поцелуя.

Она изогнулась дугой.

– Ах, Люк! Какое же это блаженство! Просто рай на земле.

– Стало быть, тебе нравится, когда тебя так целуют?

По ней пробежала дрожь.

– Это довольно жутко, но так приятно. – Она распахнула свои потемневшие от смущения глаза. – А люди это часто делают?

Люк едва заметно улыбнулся:

– Как можно чаще, Солнышко. Если они любят друг друга, конечно.

Она серьезно кивнула:

– Если любят... Понимаю.

Он видел, что она ничего не понимает. Наверное, сейчас она думает, сколько раз он сам влюблялся. И сколько у него до нее было женщин.

– Никогда, Солнышко. Никогда я не испытывал ничего подобного. – Он начал нежно ласкать пальцем ее темный сосок. – Похоже, ты удивлена. Твои сотни возлюбленных никогда к тебе так не прикасались.

Щеки Силвер залил румянец. Она схватила его за запястье и отвела его руку.

– Злишься? Но ведь ты, насколько мне помнится, утверждала, что у тебя богатый опыт.

Силвер вспыхнула еще больше.

– Они ко мне так прикасались! Все до единого! Просто... просто ты застал меня врасплох, вот и все.

– Рад это слышать, Солнышко. Но сейчас я больше всего на свете хочу тебя. Разбойник никогда не упустит своей добычи.

Он сорвал пригоршню лавандовых веточек, глаза его метали молнии.

– Как же мне не терпится сорвать твой цветок!

Когда он нагнулся над ней, Силвер стало трудно дышать. Его загорелое лицо было золотисто-смуглого цвета. Она совсем близко увидела его плотно сжатый рот, гордый аристократический нос с оттенком легкого высокомерия.

Это было лицо воина. Разбойника. Человека, Который отлично знал, чего хочет, и всегда этого добивался. У нее не было сил ему сопротивляться.

– Как же ты прекрасна, Солнышко! На вкус ты точь-в-точь как твоя лаванда.

Силвер едва слышно вздохнула, когда его губы прикоснулись к изгибу ее плеча, потом к ее ключице, к ее полной груди.

Он двигался неторопливо, лаская каждый дюйм ее тела, как истинный знаток любовных игр.

Ее желание достигло апогея. Через секунду она уже с трудом дышала, через пять – потеряла остатки рассудка, через десять – жадно прижалась к нему.

Но он не спешил. Мрачно улыбаясь, он раздвинул темный треугольник внизу ее бедер. Не обращая внимания на ее приглушенный крик, он начал скользить туда-сюда, каждый раз раздвигая при этом нежные лепестки.

– Нет, Люк! Что ты делаешь...

Затем дыхание ее стало прерывистым. Он нашел ее, держал ее, ласкал ее влажное чрево. Он зашел чуть поглубже. Он понимал ее тело лучше, чем она сама, заставлял ее пламенеть в огне желания. Силвер громко вскрикнула. Ей казалось, что звездное небо над ней кружится и никак не может остановиться.

– Люк, не надо! Я не могу...

– Можешь, любовь моя. И будешь. Так приказывает тебе разбойник. – Он усмехнулся и снова доказал ей, что она может, крепко сжимая ее в своих стальных объятиях.