так тяжело, что человек тут же и присел обратно.

– Прошу извинить, – сказал глухим, тихим голосом. – Арон, хочешь пойти искупаться?

Солнце светило в окно горячо и радостно, легкий ветерок качал тяжелые, пыльные головки гераней. В такой день – идти бы и идти, до побережья, до песчаных дюн с сухой травой, до скал с цветными лишайниками, дышать морем и солнцем, спокойствием и свободой.

А они смотрели друг на друга, и духота зала вдруг надавила на грудь так резко, так сильно, что подкатила к горлу дурнота.

Тильда смотрела, как Саадар оставляет на столе деньги и как идет к выходу, забирает шпагу возле двери, а Арон не может решить – позволено ли ему идти следом. Позволено – и он выскакивает из зала – только мелькнул рыжей шевелюрой – и тут же пропал.

– Однако, ваш муж – человек не слишком вежливый, – как ни в чем не бывало заметил господин Шанно. – Ни за что бы не подумал, что вам нравятся…

– Извините и меня, но я тоже пойду.

– Не говорите, что вас ждет работа.

– Меня ждет муж.

Так что идите в задницу, господин Шанно, – пожелала она мысленно.

– Кажется, вы прожжете на мне дыру, и плакал мой новый сюртук! – рассмеялся вдруг Дерек. – Пожалуй, я и правда вел себя глупо.

– Отрадно это слышать – надеюсь, вы искренни. Благодарю вас за обед. Но я пойду.

Так и не узнав ответ, Тильда твердым быстрым шагом пересекла зал под взглядами нескольких любопытных.

Саадара она нагнала на середине улицы – шла так быстро, что колено неприятно заныло, а дыхание сбилось.

– Подожди!

Он молчал. Только глаза сузились до прорезей, а ноздри раздувались широко.

– У Дерека твоего, вон, шляпа… – сказал ни к чему. – Про театр понимает…

И тогда Тильда, почти не вставая на цыпочки, прикоснулась губами к его шершавым сухим губам, ладонью – вверх по шее, к коротким колючим волосам на затылке, к колкой горячей щеке… Целовала, пока не кончилось дыхание, в хмельной и жаркой темноте.

– Срать мне на его шляпы, – выдохнула потом, когда вернулся солнечный день и полупустая улочка.

Саадар как-то коротко – облегченно – рассмеялся, покусывая припухшие губы:

– Умеешь же ты убеждать! Но тебе не стоит ли…

– Не стоит. – Тильда взяла его за руку. Но Саадар стоял, не двигаясь, как-то нерешительно, растеряв весь боевой задор. – Он сам виноват, пусть об этом и подумает в прекрасной компании гуся. А мы пойдем посмотрим, как танцуют. – Она потянула мужа в сторону площади, с которой слышалась веселая музыка. – Или, если хочешь, пойдем к морю.

К морю они втроем и пошли – и день этот неожиданно вернул ее в прошлое, в то время, когда ей было шестнадцать, когда верилось, что весь мир принадлежит ей – от пожелтевшей колкой травы под ногами до глубин океана, когда впереди целое лето – огромное и прекрасное, как эта южная щедрая земля, и солнечное, как сама жизнь.

17

В полутемном молитвенном зале Эльи Веспы бился и трепетал мягкий свет лампад и свечей, по стенам кривились, извивались тени. Всюду – с колонн, со стен, с занавесей – внимательно следили за Тильдой глаза светозарной Веспы и святых, мерцая в полумраке. Они казались живыми, понимающими, мудрыми.

Тильда внимательно осматривалась – и планы, чертежи, много раз виденные на бумаге, обретали реальность. Она видела и фундамент из плотно пригнанных друг к другу сосновых бревен, заложенный под храмом, и спрятанные в стенах контрфорсы – эту мощь камня, держащегося на упругой силе арок.

Купол не должен быть похож на то, что делали Ушедшие. Нельзя просто скопировать их решения хотя бы потому, что здесь куполом перекрывалось восьмигранное, а не квадратное пространство – и много большее, чем обыкновенно.

– Но я не знаю, как это сделать, – с отчаянием призналась она Саадару. Он заглянул к ней после патруля, чтобы проводить до дома. Служительница Веспы, женщина уже седая и согнутая старостью, вежливо покашливала рядом, намекая, что храм пора запирать на ночь.

Саадар ничего говорить не стал. Просто подошел, обнял со спины, молча поцеловал в шею. И от этого невыразимо нежного жеста злость вдруг схлынула, разбившись о скальную породу уверенности и силы.

– Я бы очень хотел тебе помочь, Бусинка.

– Я знаю, знаю…

Есть люди-скалы: им не страшно в бурю, они всегда будут грудью вставать против шквалов и волн, стонать, но держать строй. Тильда знала, что иначе она не сможет, не приучена – иначе. Разбивать кулаки о стены там, где можно выйти в дверь, и пробивать эти стены – умение, возможно, не самое лучшее, но иного и не было.

Саадар помог ей собрать чертежи и планы, инструменты, сложить готовальню и бумагу в сумку, потом – снова поцеловал, колючий и пахнущий порохом и железом. Они обнимались под взглядом служительницы – не стыдясь, откровенно, как молодые пылкие любовники из файосских пьес – и смеялись этому.

– Ну все, все. – Тильда с сожалением вывернулась из теплых объятий. Потерла усталые глаза: сегодня на ногах с самой зари, сначала заканчивала фреску с Диего – потом вырезала для Дерека макет храма.

Последние три пятидневья она спала урывками, по нескольку часов, но решение, которое она так искала, не появлялось по ее желанию или щелчку пальцев.

Его просто не было.

– Пойдем. – Саадар потянул ее к выходу. – Погуляем!

– Но мне еще работать сегодня!

– Ты не работаешь. Ты сидишь и мучаешься.

– А Арон?.. Он же один…

– Что с ним сделается?.. Поболтается у Гидеона немного. – У Саадара был вид заговорщика. Тильда поняла, что он уже все решил и устроил.

– И куда же мы?.. И… – Она перекинула ремень сумки через плечо. – А, ладно. Все равно ничего в голову не приходит. Пойдем!

Вечер – прохладной, безоблачной синевы – подсвечивался редкими фонарями и плошками с маслом на фасадах богатых домов, медовыми квадратами окошек. Широкая прямая улица, ведущая от Эльи Веспы, уперлась в площадь, на которой горели костры и играла музыка. Саадар повел ее мимо костров и пляшущих вокруг них людей, мимо музыкантов со скрипками, лютнями и флейтами. Он все еще держал цель прогулки в секрете.

– Надеюсь, это не будет какой-нибудь живописно раздутый труп знаменитого бандита?

– Это кое-что побольше, чем труп, – пообещал Саадар.

– Оно живое? – Тильда приняла правила игры.

– И да и нет.

– Большое?..

Если бы не неотвязные мысли о куполе, Тильда могла бы сполна насладиться и свежестью вечера, и беседой.

В конце улицы, у распахнутой двери большого дома, собралась нарядная толпа: мелькали пышные перья, кружевные адрийские воротники и вышитые хардийские сюртуки-хэб со стоячими воротниками, высокие шляпы, ленты, серьги в ушах и ноздрях, яркие платки. Мальчишки-разносчики продавали горячие пирожки и пиво.

– Моя госпожа. – Саадар подал ей руку в подсмотренном где-то жесте, копирующем галантные манеры ниархов. – Приглашаю тебя в театр!

Позаимствованные жесты совсем не шли к нему, как не идут к лицу одежды с чужого плеча – поеденный молью, расслаивающийся на нити в пальцах шелк подкладов плащей, истертый до основы бархат и оборванные кружева. Саадар, видимо, и сам понял это и смутился, выпрямился, откашлялся и ворчливо объявил, что представление начнется, пока они тут стоят. Кивнул крепкому парню на входе – и их без разговоров пропустили в тесный коридор.

– Театр? – Тильда улыбнулась. – Неужели это слова Дерека тебя так задели?

– Нет. Не его. Твои. Подумал – тебе понравится…

Тильда украдкой обняла его, быстро прижавшись щекой к плечу. Как хорошо, что он догадался!.. И – именно сейчас.

Коридор закончился просторным двором, заполненным людьми и огнями. Лениво обвисли от безветрия флаги, гирлянды цветов вяли на опорах, повсюду – ленты и фонарики. Саадар повел ее на галерею сбоку – чуть не подрался по дороге с худым длинным типом, который решил, что его толкнули намеренно. Только когда Тильда вмешалась в спор, грозящий перерасти в дуэль, улыбнулась длинному, тот извинился и с поклонами пропал в толпе.

– И что же это будет за представление?.. – Тильда оглядывалась, искала подсказку – но на сцене не было никаких декораций, кроме пестро раскрашенного задника.

– А увидишь, – все тот же тон заговорщика и хитрая улыбка. – Только играть, наверное, будут на хардийском…

– Если играют хорошо, то все будет понятно, – с сомнением ответила Тильда. – Но…

Она не договорила: под хохот и улюлюканье, топот и свист на сцену забрался человек в черном бархате, начал витиевато хвалить публику – половины быстрой хардийской скороговорки не понять. Затем сыграли короткий музыкальный номер, в котором дама скрывала любовников от мужа под широченными юбками, и наконец на сцену забрались двое со шпагами. Они немного походили взад-вперед с грозным видом. Что-то стукнуло позади.

– Звезда взошла, и возвестила кровь… – грозно продекламировал актер, разглядывая небо.

– Кого мы ждем, любезный мой приятель?

– Сейчас появится. Смотри!

За сценой завыло, загремело.

– …звезда косматая, комета пролетела,Страна болеет тьмой…

Вдруг Тильда поняла, что знает эти слова. И пьесу она знала – и это действительно была «Мышеловка» Эбии!

– Саадар… Ох…

При свете огня было видно, как довольно он улыбается.

…На премьеру «Мышеловки» ее едва ли не силком потащил мастер Тиам – отвлечь от работы. Театр Этто был забит до отказа. Она точно так же стояла – тех, кто заплатил больше, пускали ближе к сцене, но и только. Дама в красном бархате – Тильда почему-то запомнила ее очень хорошо – постоянно задевала ее локтями и извинялась, произнося слова округло, с северным