Нет слов, много возможностей для наблюдения. Удобно. Посетители не догадываются и ведут себя соответственно. Но в конце концов становишься пессимистом, вы себе представить не можете, до какой степени. Вдвоём же мы заживём совсем неплохо.

В нашем распоряжении всё искусство Вселенной. Я думаю, нам удастся разрешить много загадок. В частности, каждого из нас. Мы с вами на самом деле ребус, маленький кроссворд. Очень вероятно, он окажется гораздо интереснее, чем мы предполагаем. Уверяю вас, это занимательное занятие. А главное, совершенно платоническое. В этом вся прелесть. Принимайте моё предложение. Вы не пожалеете».

Вероятно, подумал я, это именно то, зачем я сюда пришёл. И согласился.

Мой маленький рай, который я открыл не по своей воле. Но к которому привык и полюбил. Я не вернулся туда. Нарушил и предал забвению. Кто будет теперь поливать цветы? Не знаю.

Послышались звуки волынки. Издалека. Меланхоличны и примиряют.

Я понял, что сделал правильный выбор. И не ошибся.

На свете уже случилось множество подобных примеров. Я читал тоже в газетах о двух коровах, которые пришли в лавку и спросили себе фунт чаю.

Н. В. Гоголь «Записки сумасшедшего»

Проблемы Гортензии больше не существует. Осенило. Гортензия не ковёр, не цветок, не женщина, не Она. Это — вышивка. Счастлив.

Борис Рохлин «Гортензия»

Чжэн Мо, переодетый всадником, выходит, сопровождаемый слугой, и начинает говорить:

— Я — Чжан, по фамилии…

Проснулся в слезах. Вспомнил покойного отца. Был министром церемоний, но умер в пятьдесят, не достигнув. От неизвестной болезни. Ходили слухи, яд или что-то в этом. Через год умерла мать. И я брожу с книгой и мечом и не достиг ещё завершённости. Блуждаю по четырём сторонам.

Плакать перестал. Слёзы высохли. Одна повисла на реснице. Смахнул.

Теперь вот семнадцатый год, вторая луна, первая декада. Чего? Танский император Дэ-цзун только что вступил на престол. Хочу отправиться ко двору, чтобы сдать экзамен. Если сдам, получу военный чин.

Дорога проходит через Хэчжунфу, я прохожу заставу. Один человек — зовут Ду — живёт здесь. Я с ним из одного округа. Вместе учились в начальной словесности. Потом он бросил литературу и взялся за военное дело. Получил титул Великого Генерала, покорившего Запад. Под его командованием находилась армия в сто тысяч человек. И должен был охранять. Я надеюсь с ним встретиться. А тогда я отправлюсь в столицу искать повышения и преуспеяния.

Выпил чаю и опять заплакал. Полил Голубой цветок. Успокаивает.

Вот, пришло. Забыл. Сейчас вспомню. Голубой Цветок признал меня.

Ходил сквозь стены. Наблюдал. Огорчён. И эти образины — образ Б. …? Не верю. Произошла ошибка, путаница. Зачем, зачем оторвался от солнца этот проклятый лоскут материи? Зачем он стал свёртываться, принимать форму, а не рассеялся в приятной, тихой пустоте?

Был в психиатрической. Просил взять. Не могу жить в бедламе мира. Отказали.

— Вы — чувствительный. Таких не берём. И отделения нет.

А тут Он призвал меня. Не удивился. Взошёл на вершину. Не называю. Не педант. Известка из учебных пособий. Увидел Святого или Блаженного. Сидит в позе писца и комментирует буквы.

Спрашиваю Его:

— Чем тебя не устраивают буквы, как они есть? Почему ты добавляешь к ним ещё и ещё?

— Что я? Есть один человек, который, как явится, такое накрутит!

— Зачем же Ты выбрал посредником меня?

— Молчи, у меня такой план.

— А его награда?

— Обернись.

Я обернулся и увидел, как на столе мясника нечто разрубают на небольшие аккуратные куски.

— Ну и награда.

— А это тоже входит в мой план.

Нет, это был не Он. Долго плакал. Всё в перевёрнутом виде, всё вверх ногами.

Мочащийся пролетарий, и душу на блюде несёт к обеду идущих лет. И тихим целующим шпал колени обнимет мне шею колесо паровоза.

Надо торопиться.

Шарф — 2 штуки, шапка — 1, трусы — 3 пары, лифчиков — 2, а ещё придёт дьятченко-сороковников с кальсонами — 5 штук и письмом от Феодора Мопсуэстийского.

Сгоревший дом продолжает тлеть. Ветра нет. Дым поднимается по прямой, вертикально. Мерцают Большая Медведица с Малой. Подмигивают. Смотрю и грустно. Умиление и заплакал.

Верочка, не увидимся мы с тобой, но… В Средние века торговые пути вели из стран Востока в Лондон через Брюгге. А лелис — ночная птица, любит сосны и вырубки. По ночам сидит на дорогах. Смотрит на луну. Красиво.

Ходил сквозь стены. Познакомился с Пантыкиным из Верхней Бушмы. Обрадовался страшно. Одинокий и поговорить не с кем. Спасается в нише для жизни. Персонально нашёл. Называется У-шу. Теория и практика. Тридцать шесть упражнений согласно уставу. Наносишь удар — получаешь в ответ. За всё воздаяние, — объясняет. Получил и пребываешь в созерцании. Живое убивать запрещается.

Вернулся к себе. Чуть не застрял в стене. Но прошёл. Долго думал. Живое убивать запрещается. Но убивают. Тьма кромешная, один фонарь, и тот погас. Плакал и горько вздыхал.

Вспомнил немцев. Шлегели, Шамиссо, Шторм, Штифтер. Все на «ша». У немцев всегда так. Не на «ша» только Манны и Гёте с Гофманом.

Слушать крик петухов, лай собак и не посещать никого до старости и смерти. Летние заметки из зимнего подполья, врата восприятия в шутовском хороводе и марек хласко с красивыми двадцатилетними.

Я — неверный, вспыльчивый, одержимый клоакой. Пространство сузилось, стало оседать небо. Ветер сгребал и разбрасывал жёлтое и красное. Они лежали на панели…

Давно не ходил сквозь стены. Плакал редко. Читал. Выписал для памяти:

Записки сумасшедшего.

Исходящая № 37. Дневник заведующего канцелярией.

Записки психопата.

Шина. Сумасшедшие записки о деяниях Божиих, совершённых литературным жителем по имени Ю. Вэ.

Сравнивал и анализировал. Состояния, реакции и поступки. Пришёл к выводу: у меня другое и не имеет отношения.

Перевернул страницу и вспомнил: море, море, море. Так кричали когда-то у… сержанты и рядовые. Нанялись для битвы и возвести на трон. Не вышло. Пришлось заняться восхождением. Взошли не все. Кому повезло, увидели море. Отсюда и крик. Вошёл в историю и стал знаменит. Часто повторяется. Я тоже часто.

А в Афинах случилась чума. И многие перемёрли. К тому же во время войны. Особенно трудно противостоять. Вели бои за место на берегу. Чтоб сжечь близкого и родного. Было не до пелопонесской. И птицы покинули город. А я остался.