Секретарь поблагодарил Дейва с особой теплотой, зарезервированной для новичков, бедственное положение которых давало ему духовную пищу, бесценный шанс «делиться с ближним» и «передавать знание». Он посоветовал Дейву задержаться после встречи и записать нужные телефоны. Дейв в ответ заявил, что у него телефон отключен. Секретарь испугался, что волшебный «обмен опытом» так может выродиться в простую беседу, поэтому невозмутимо улыбнулся Дейву и спросил, есть ли еще новички.

Джонни, как ни странно, взволновала история Дейва. Он искренне надеялся, что эти люди, очень похожие на него, беспросветно зависимые от наркотиков, одержимые ими, годами думающие только о них, выберутся из тупика. Если для спасения им необходим странный сленг Содружества, это досадная данность, а не причина желать им неудачи.

Секретарь предупредил, что время вышло, если только кому-то срочно не нужно чем-нибудь поделиться. Группа промолчала. Тогда секретарь встал и попросил Энджи помочь ему закрыть встречу. Члены группы тоже встали и взялись за руки.

— Давайте вместе помолимся о терпении. Слово «Бог» пусть каждый использует в своем понимании, — попросила Энджи и, когда все приготовились, начала: — Боже, дай мне терпения принять то, что я не в силах изменить; дай мне смелости изменить то, что по силам; дай мне мудрости почувствовать разницу.

Уже по традиции Джонни задумался о том, кому адресована молитва. Порой, болтая с «друзьями по группе», он признавался, что «застрял на Третьем шаге». Третий шаг смело предлагал «перепоручить свою жизнь и свою волю Богу, как ты его понимаешь».

После встречи к Джонни подошла Аманда Пратт, которую он до того момента не видел. Двадцатиоднолетняя Аманда была дочерью Николаса Пратта от самой разумной из его жен, генеральской дочери в синем джемпере, с одинокой ниткой жемчуга. Брак с этой женщиной представлялся Николасу в самых невеселых думах, когда он развлекался с Бриджит.

Аманду Джонни почти не знал, зато где-то слышал сплетни о ее родителях. Она была на восемь лет моложе Джонни и наркоманку ему совсем не напоминала, скорее юную невротичку, которой немного спида и кокаина помогает держать диету, а немного снотворного помогает заснуть. Самое горькое, что, когда эти жалкие пристрастия становятся неприятны, девушка с ними порывает. Джонни весь третий десяток лет наступал на одни и те же грабли, поэтому очень снисходительно относился к любому, кто сорвался с крючка быстрее его или по более-менее благовидной причине.

— Было так странно слушать, как ты делишься планами пойти сегодня на большую вечеринку, — начала Аманда, по мнению Джонни, слишком громко. — Мне-то известно, что речь о Читли.

— Ты тоже собираешься? — спросил Джонни, заранее зная ответ.

— Ага, — кивнула Аманда. — Бриджит мне почти мачеха. С ней ведь папа крутил перед тем, как жениться на маме.

Джонни посмотрел на нее и в который раз удивился тому, что миловидные девушки бывают несексуальными. Что-то пустое и навязчивое, отсутствие чего-то главного делало Аманду непривлекательной.

— Ну, сегодня увидимся, — сказал Джонни, надеясь закончить разговор.

— Ты ведь дружишь с Патриком Мелроузом? — спросила Аманда, не слыша намека на «все, пока!».

— Да, — ответил Джонни.

— Ну, похоже, он почем зря ругает наше Содружество! — негодующе проговорила Аманда.

— Разве упрекнешь его в этом? — со вздохом спросил Джонни и глянул Аманде через плечо, проверяя, вышел ли из зала Дейв.

— А вот я упрекаю! — отозвалась Аманда. — Патрик так жалок! А этим лишь подчеркивает, что сильно болен. Не будь он болен, Патрик не стал бы так ругать Содружество.

— Пожалуй, ты права, — сказал Джонни, прибегнув к знакомому клише «выздоравливающих». — Но сейчас мне пора, не то пропущу машину, которая подбросит меня в Читли.

— До встречи! — бодро проговорила Аманда. — Возможно, мне там понадобится твоя помощь как товарища по Содружеству.

— Хм, — отозвался Джонни. — Здорово, что ты там тоже будешь.

5

Сквозь очки с толстыми линзами, которые помогали отличить фальшивых Пуссенов от подлинных, но, увы, не делали надежным водителем, Робин Паркер с ужасом заметил, что старуха села в «его» купе, пока он мучился и нес из убогого буфетишки мини-порцию джина с тоником. В этом поезде Робина оскорбляло решительно все — пластиковое «стекло», бордово-бирюзовая обивка, запах омертвевшей кожи и вот теперь вторжение в его купе малопривлекательной особы в пальто, уродство которого простили бы лишь королеве. Робин поджал губы, протискиваясь мимо жуткого голубого — такой только няньке — чемодана, который старуха бросила на пол. Взяв номер «Спектейтора»{123}, щит Персея против современной Медузы, Робин, как нередко объяснял сам, погрузился в грезы, в которых на частном самолете летел в Глостершир из Цюриха или из Довиля с кем-то привлекательным. Пока за окном мелькали Чарлбери и Мортон-ин-Марш, Робин, делая вид, что читает, представлял, какие умные и тонкие вещи сказал бы о работах Бена Николсона{124} на стене салона.

Вирджиния Уотсон-Скотт нервно взглянула на свой чемодан, понимая, что он всем мешает. В прошлую ее железнодорожную поездку некий добрый юноша закинул его на багажную полку, не задумавшись о том, как она его снимет. Вежливая Вирджиния не сказала ни слова, но хорошо запомнила, как шаталась, стаскивая тяжелый чемодан, после того как поезд прибыл на Паддингтон. Тем не менее странноватый джентльмен напротив мог хотя бы предложить помощь.

В итоге Вирджиния решила не брать с собой бордовое бархатное платье, которое купила для вечеринки. Она сдрейфила, чего, будь жив Родди, точно не случилось бы, и вернулась к любимому старому, которое Сонни и Бриджит сто раз видели или увидели бы, если бы чаще приглашали ее в Читли.

Разумеется, Вирджиния понимала, в чем дело, — Бриджит ее стеснялась. Грубовато-галантный Сонни отличался старомодной обходительностью, которая, впрочем, не скрывала его высокомерия. Сонни Вирджинию не волновал, а вот то, что дочь ее чурается, — обижало. Старики часто говорят, что не хотят стать обузой, а Вирджиния, напротив, обузой стать хотела. Она ведь не последнюю свободную комнату заняла бы, а один из коттеджей Сонни. Он постоянно бахвалится тем, сколько у него коттеджей и сколько с ними хлопот.

Бриджит была чудесной малышкой. Изменил ее ужасный Николас Пратт. Словами не опишешь, но Бриджит начала критиковать домашние устои и свысока смотреть на тех, кого знала всю жизнь. К счастью, Вирджиния встречалась с Николасом только раз, когда он пригласил их с Родди в оперу. Потом Вирджиния сказала Родди, что Николас ей совершенно не понравился, но Родди ответил, мол, Бриджит — девушка разумная и достаточно взрослая, чтобы принимать собственные решения.