Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ответы не приближают меня к истинам!
— Это и понятно! Духовная история истоков христианства и ислама имеют одного праотца Авраама, и на исходной духовной базе иудаизма строилась вся библейская концепция мира. Сегодня она исчерпала себя. Её слово стало товаром, а её духовная жизнь — двойным стандартом морали, конъюнктурой и материалом провокаций для политических чиновников. Усёк?..
Словесная эквилибристика задела меня за живое.
— Голубчик, мне не фразы нужны, а реальное дело. Можно ли что-то переменить или мы обречены?
— Чтобы действовать, надо вначале в чём-то убедиться. Толпу формировали и в 1917 году, толпу формировали и в 1991 году. Я с моим наличным составом толпу сформировать уже не смогу, потому что противник рассеивает эманацию моего влияния. Я ставлю на сознательное действие… Все мы видим, как эффективно вторжение без оружия и как оно действует сквозь тысячелетия. Как идеи легко разъединяют границы. Теперь вместо горячих войн к нам коварно пришла информационная война. Много ли у нас стрелков против Голливуда, радиостанции «Свобода» и других центров? На нас наступает информационно-финансовая агрессия в маске «открытого демократического общества» с лицемерным методом двойного стандарта морали. Во все времена срабатывает принцип: кто возьмёт душу страны, тот возьмёт и тело страны с его историей и экономикой. Разве этому что-либо может противопоставить интеллигенция? Она покупается. Интеллигенцией легче манипулировать, это не аристократы духа…
Каскад слов смешивал в кучу все мои ценности. Я уже жалел, что вызвал этого человека на объяснения.
— Послушай, Дербандаев, — вскричал я, — не ты ли аристократ духа?
— Да, я, — торжественно отвечал он, отдав пионерский салют. — Я и ты. И ещё, может быть, три-четыре человека в этом вшивом городишке, где уже не осталось ни русского, ни советского, ни славянского духа… Пришедший из пустыни пророк не сумел осуществить идеи в своём отечестве. И он взял грехи всего мира на себя. Ведь гораздо легче быть пророком для других, а наводить порядок в своей семье, спасать свой народ гораздо труднее. Идея страдания, жертвенности, покорности во имя любви очень выгодна власть имущим, она плодит в обществе двойные стандарты, что и произошло постепенно в славянском мире с принятием христианской религии.
— Чудовище! — взорвался я. — Так что же, вся беда, выходит, только в религии? Так ведь не ощущалась она при Советском Союзе, а дело-то ведь было — такой же дрек на палке!
— Разумеется, — отвечал он. — Марксистский атеизм был точно такой же иудаистской религией… Но ты мысль мою перебил и потому не можешь оценить всю её глубину… Вспомни об основных идеях древнего славянства: равноценность мужского и женского духовного образа и природных сил, мужество, справедливость, защита своих святынь и Отечества, умение взять ответственность на себя и жить по совести. Эти идеи не были возведены в ранг религии, в этом большой проигрыш, но в этом и сила. Мы не создавали «писания», мы утверждали эти идеи в жизни, в них не было двойного дна.
— Согласен, что благодаря природному свету в душе славяне добились государственности и славы. Но всё это отнято. Или, точнее, отнимается…
— Не торопись! Важно понять, что феномен Православия (так, собственно, обозначалось дохристианское мировоззрение древних славян) — это не дитя обыкновенного, ортодоксального христианства, а особый продукт. Учёные спорят, то ли это «православное язычество», то ли «языческое православие»… Вопрос теперь в том, как современное Православие судит свои корни. Если эти корни — Библия, это не славянские корни… Наследие наших предков питало устремления к почитанию Рода, вдохновляли человека родная земля и культура, волшебная сказка и былина, непрерывно возрождался мудрый и вольный народ, чуткий к событиям природы. Человек реализовывал в природе своё предназначение, он ощущал себя сотворцом своей духовности, телесности и своего бытия. Мировые же религии стремятся этнически обескровить людей, сделать их покорным инструментом кланов, овладевших информационной властью…
— Ах, Дербандаев, — сказал я, видя, что дальнейший трёп не имеет никакого уже смысла. — Всё это азы, о которых я уже и не вспоминаю! Ты подскажи людям, что им делать, не умножай словоблудия, не повторяй правдоподобную ахинею, потому что в твоих устах она теряет правду! Загажены мозги-то, со всех сторон в них пачкают, а ты этой пачкотне только потворствуешь!
— Делать надо одно — не возмущаться, не злобствовать, а тихо и спокойно осваивать всем миром глобальную экологию. Невозобновляемые ресурсы планеты катастрофически сокращаются, а потребительская агрессивность человечества ненасытна…
— Не удивлюсь, если тебя, зануду, когда-либо зарежут оппоненты. На кой хрен ты долбишь мне об «агрессивности человечества», когда меня давят и душат вполне конкретные террористы?..
После «разговора» подозрение моё к «леваку» только усилилось. И когда появились слухи о том, что для изоляции московского режима влиятельные политические группы предлагают немедленный раскол России на части, я не усомнился, что этот «план» сочинил «патриотический диалектик» Дербандаев…
Яромир Шалвович умирать не собирался, хотя ему было восемьдесят два. Он уже часто не держал ни мочи, ни кала, даже передвигаться по комнате не мог, начинались головокружения, и он падал.
Родственники и знакомые несколько раз устраивали его в разные престижные больницы, он лежал даже полгода в лучшей клинике для ветеранов войны, хотя никогда в войне не участвовал и никакого отношения к ветеранам не имел, ему «выправили» (купили) справку, что он копал «оборонительные эскарпы» вокруг Москвы, и с этой справкой пропихнули в спецгоспиталь, куда не могло попасть это вонючее старичьё, одинокое, синюшное, со скрюченными пальцами и стёртыми от обид глазами, какие-то бывшие пулемётчики и сапёры — прорва всякого бомжистого, но всё ещё задиристого люда.
«Живучие, блин, как лошади», — презрительно думал о них Яромир Шалвович.
Ничего не болело, хотя струхлявилось до такой степени, что вот-вот должно было рассыпаться на части.
Обрывки памяти кружили, то осмысленные, имевшие касательство до его действительной жизни, то неопределённые, где-то подхваченные или кем-то придуманные.
Боже мой, какие люди жили и умирали! Да, он забывает расшпилить ширинку, когда мочится. Но он прекрасно помнит, как комиссар Зисман подарил ему трофейный серебряный портсигар, и он по неосторожности обронил его в очко станционной уборной на какой-то станции возле Ташкента — Акмалык, Аква-лык… Кто из этих педерастов знает, за что Зисман получил свой портсигар?..
Он всю жизнь негласно боролся против «сталинской диктатуры», с тех пор, как выяснилось, что Сталин, не перестававший, правда, хитрить и играть в поддавки, твёрдо занял сторону антисемитов и намерен всерьёз лишить власти евреев, фактических творцов и революции, и политики советского государства: «Да кто он такой, сявка, царский стукач, налётчик, грузинишка, недоучка усатая?..»