Детектив сунул таблетки Фраю, а затем поднес ему к губам бутылек виски, запить. Виски он оставил страждущему, а сам подошел к кабине разбитого грузовика. Через пассажирскую дверцу вынул все стволы, что там были, и нашел одну из раций. Она казалась исправной, но когда Паркер ее поднял, задняя крышка отлетела и проглянули спутанные внутренности. Детектив с отвращением отшвырнул рацию в кусты и поглядел на запад.

– Они где-то там, – сказал он. – Вопрос в том, как нам их найти.

Человек, опирающийся сейчас на крышу «Форда Рейнджера», промок до нитки. Звали его Кертис Раунди. Если есть где-нибудь палка, которой замахиваются в вашу сторону, то можно дать десять к одному, что именно он, Кертис, исхитрится в итоге получить ее сраным концом по зубам – во всяком случае такого мнения о себе придерживался он сам. Какие бы усилия он ни прикладывал, чтобы не попадать в ситуации, где его личный комфорт и довольство приносятся в жертву ради чьего-то чужого представления о благе, Кертис неизменно заканчивал тем, что держал в руках вилку именно тогда, когда с неба шел суп или ощущал у себя за шиворотом вкрадчивую струйку мочи, несмотря на заверения, что на самом деле это дождик, только теплый. Но хотя бы сейчас, стоя с прижатым к глазам биноклем и чавкая стопами в набухших от воды ботинках, Кертис доподлинно уверен, что это действительно дождь, а его защитная накидка не пропускает хоть какую-то его часть.

Тем не менее утешения в этом немного. Раунди был бы куда счастливей, если б сидел в кабине, а не торчал снаружи во власти распоясавшихся стихий. Но Бентон и Куинн не из тех, кто открыт доводам рассудка или чрезмерно радеет о благе других. Не утешало и то, что Кертис был их на пятнадцать лет моложе и весил несравнимо меньше обоих, а значит, выступал в зависимости от ситуации мальчиком на побегушках или мальчиком для битья. Из всех тех, с кем его угораздило спаяться, Бентон и Куинн наихудшие – подлые, мелочные и по сути своей непредсказуемые. Ну а уж после приключений Бентона в городе и реакции сына мистера Лихагена по его возвращении он и вовсе как с цепи сорвался.

Бентон горстями глотал таблетки от боли в плече и руке, но это еще полбеды. А беда в том, что он вступил в неприятную конфронтацию с человеком по имени Блисс, которая закончилась тем, что Бентона сослали в горы, отстранив от дальнейшего участия в предстоящих делах. Кертис краем уха слышал все те разговоры и видел, как злобно Блисс косился на Бентона, когда того скандально выпроваживали из дома. Между ними все еще не кончено, далеко не кончено. Кертис хотя и держал свое мнение при себе, но шансы Бентона на благополучный исход в этом противостоянии расценивал как мизерные. Бентон с той поры всем этим так и бурлил. Можно было буквально слышать, как у него фляга свистит.

Эдгар Раунди, отец Кертиса, работал у мистера Лихагена на тальковой шахте, и даже когда умирал от целого букета раковых опухолей, ни разу не обвинил в происшедшем своего работодателя. Благодаря мистеру Лихагену на его столе была еда, в гараже машина, а над головой крыша. Человеком Эдгар Раунди слыл неглупым. Он знал, что труд в шахте вряд ли ведет к сколь-либо долгой и счастливой жизни, неважно, что там добывается из недр – тальк, соль или уголь. А когда кто-нибудь заговаривал о том, что на кровопийцу Лихагена надобно подать в суд, он просто вставал и уходил. Так Эдгар и продолжал до тех пор, пока уже не мог ни ходить, ни вставать. А затем он умер. В ответ же на его преданность мистер Лихаген дал сыну Эдгара работу, не сопряженную с приемом асбеста внутрь. Будь Эдгар все еще жив, он бы этим жестом был тронут.

Кертису хватало ума понимать, что он фактически увернулся от пули, когда с закрытием шахты мистер Лихаген все-таки счел уместным предложить ему какую-то альтернативную форму занятости. Ведь из тех, кто некогда батрачил на Лихагена, многие пробавлялись на пенсию, недвусмысленно означающую, что теперь их основной, если не единственной, пищей стали лапша быстрого приготовления да гамбургеры из опилок. Не было четкого понимания, почему удача улыбнулась именно Кертису, а не кому-то другому, хотя временами напрашивалась догадка, что одним из косвенных мотивов являлось то, что старик Лихаген когда-то, будучи еще сравнительно здоровым, приплачивал за некие визиты увеселительного свойства миссис Раунди, пока ее муж, рискуя жизнью, вкалывал в шахте, исходя кашлем в окружении грязи и пыли. Мистер Лихаген был повелителем всего, на чем останавливал глаз, и не чурался своеобразного применения «права господина» – эдакой заповедной привилегии правящих классов, – когда случалось настроение, а в округе имелась готовая услужить прелестница. Насчет тех дневных визитов мистера Лихагена Кертис не знал (дело-то прошлое) или же просто убеждал себя, что не знает, однако зловреды вроде Бентона и Куинна, желая поразвлечься, не гнушались ставить ему это на вид. В первый раз когда они это сделали, Кертис в ответ на их подначки набросился на Бентона с кулаками, но был за свою дерзость избит до полусмерти. Как ни странно, но по итогам того выплеска Бентон стал уважать Кертиса немножко больше и говорил ему об этом, даже когда отвешивал очередной тумак или оплеуху.

Сейчас Бентон с Куинном занимались в кабине возлияниями. Мистер Лихаген и его сын проявили бы недовольство, прознав о том, что эти двое пьют на работе. Майкл Лихаген подчеркнул, как важно, чтобы тех двоих нарушителей поймали. А для этого, говорил он, всем необходимо проявить бдительность и четко выполнять указания. По выполнении задачи всех заслуживших ждут бонусы. Упустить свой бонус Кертис не хотел. Для него имел значение каждый цент. Он мечтал отсюда уехать. Убраться от Лихагенов, от всех этих бентонов и куиннов; от памяти об отце, увядшем от рака, но так и не прислушавшемся к людям, критиковавшим его за то, что он решил отвергнуть реальность доканывающей его болезни.

У Кертиса во Флориде есть друзья, делающие неплохие деньги на кровельных работах (очень кстати им была помощь от ураганов: каждый такой сезон приносил свежие заказы на услуги). Друзья соглашались взять его в дело, но только если он внесет определенный пай. На сегодня Кертис скопил уже почти четыре тысячи долларов, и еще тысяча причиталась ему от мистера Лихагена, не считая бонуса, который мог перепасть за сегодняшнюю работу. Себе Кертис поставил порог в семь тысяч. Шесть идет на долю в бизнесе, а тысяча на покрытие расходов по обживанию во Флориде. Сейчас заветный момент был близко, реально близко.

От немолчного шума дождя по крыше и капюшону начинала побаливать голова. Раунди опустил бинокль, чтобы дать глазам хоть немножко отдохнуть, и сменил позу в тщетной попытке придать себе более удобное положение, после чего возобновил слежение.

Южнее, на краю леса, глаз уловил движение: двое, идут. Кертис постучал по крыше, привлекая внимание Куинна и Бентона. Со стороны пассажира опустилось стекло, и пахнуло запахом спиртного и сигарет.

– Чё?

Бентон, явно под хмельком.

– Я их вижу.

– Где?

– Недалеко от места, где живет Брукер. Идут на запад.

– Я его ненавижу, этого старого гондона. И сынка его, и суку женку, – пробурчал Бентон. – Мистеру Лихагену давно бы их взять да выпнуть со своей земли.