— Я на секундочку отлучусь, отец. — И Венди исчезает за дверью. Быстрее, быстрее, знаками показывает ей матушка.

Бойль замечает, что Кэролайн какая-то расстроенная. Какая-то не такая энергичная, как остальные сестры. Для священника нет ничего более привлекательного, чем человек в беде. Вот прекрасный случай показать себя и произвести должное впечатление.

— А как ваше житье-бытье, простите…

— Кэролайн, святой отец, — приходит на помощь матушка.

— Кэролайн, да? Какое красивое имя. Как вы, Кэролайн?

Бойль берет Кэролайн за руку. Но ожидаемой реакции не получается. Кэролайн ни с того ни с сего заходится рыданиями.

Бойль ошеломлен. Просто ошеломлен.

— Она прямо вся в разладе, — сообщает матушка.

Бойль поднимается с места и обнимает Кэролайн за плечи. На лице у Джедди оторопь.

— Ну же, ну, — успокаивает священник.

Джедди в размышлениях. Ничего не «ну, ну».

«Давай, давай!» — вот это было бы правильно. Тем более толку от сочувствия ноль — Кэролайн только громче рыдает. Священнику нужны объяснения, и матушка тут как тут.

— Ее бросил муж, святой отец.

— Да что вы? — говорит Бойль и еще крепче прижимает к себе Кэролайн. Глаза у Джедди сужаются.

— Ушел к молоденькой девчонке, — предоставляет дальнейшие разъяснения матушка.

— Девятнадцать лет, пупок проколот, — добавляет Старая Мэри.

— Пупок проколот, вы говорите? — переспрашивает Бойль голосом детектива, а не священника. Лоб у него наморщен.

Все Девочки кивают, подтверждая: «Да, пупок точно проколот». Брови у них подняты, а губы сжаты.

Кэролайн просто захлебывается слезами.

— Ну же, ну, — повторяет Бойль.

Кэролайн высвобождается из объятий святого отца и направляется в туалет. Перед ней все расступаются, точно перед вдовой на панихиде. Как только Кэролайн скрывается, отец Бойль задает вопрос:

— Эта девушка, она из нашего прихода?

— Стейси Грейси, отец, — говорит матушка.

— А! Эта юница. Меня предупреждали насчет нее.

— То есть как? — интересуется матушка.

Сестрам тоже любопытно. Вообще разговор становится все интереснее и интереснее.

— Еще до моего прибытия в приход. Мой предшественник, отец… отец…

— Куни, — подсказывает Старая Мэри.

— Да, да. Ларри. Отец Ларри Куни.

— Известная в наших краях поблядушка, эта самая Стейси Грейси, — объясняет Старая Мэри.

Бойль, мягко говоря, неприятно поражен. Впрочем, не в последний раз за этот вечер.

— Прошу прощения за мой французский, отец, — извиняется Старая Мэри.

— Эту курву в городе кличут «Братская Могила», отец, — сообщает Джедди.

Бойль смущен. Ему хочется чем-то занять свои руки. Они такие же люди, как и все мы, священники-то, и, попав в затруднительное положение, тоже вертят в руках какой-нибудь предмет. Вы когда-нибудь видели священника на алтаре с пустыми руками? Он обязательно что-нибудь тискает: Библию, потир, облатку, кадило, четки. И так до бесконечности.

Взгляд Бойля зацепляется за пламя в камине. Вот и возможность повернуть разговор и выйти из неприятной ситуации.

— Красиво горит, — произносит священник.

Тут в глаза ему бросается куча барахла у камина. Отец Бойль нагибается и поднимает с пола какую-то вещь. Теперь есть что повертеть в руках. Здесь, у пылающего камина, он чувствует себя сильнее и выше любого мирянина, как тому и быть надлежит.

— Что это? — спрашивает отец Бойль и тут же осознает, что в руках у него пара трусов. И не каких-нибудь там поганеньких черных трусов, нет. Шелковых трусов. И не каких-нибудь там поганеньких шелковых черных трусов, нет. Изрезанных черных шелковых трусов.

Отец Бойль роняет их на пол и выпрямляется во весь свой праведный рост. Девочки потихоньку смеются над ним, и он это знает. И они знают, что он это знает. И он знает, что они знают, что он это знает.

Старая Мэри разрушает злые чары.

— Похоже, у Матчи в кабаке драка.

Ее слова повергают отца Бойля в глубочайшую растерянность. Вроде он уже и не юный священник, а черт-те кто, мудозвон какой-то, замерший над кучей изрезанного мужского белья, которое когда-то принадлежало человеку, сбежавшему с девятнадцатилетней девчонкой с проколотым пупком. Подумать только, несколько минут назад он стучал в дверь, исполненный достоинства и значительности. Похоже, ему не скоро удастся вернуть утерянную солидность. Да и вообще неясно, что предпринять.

На помощь ему приходит матушка:

— Отец, она слушает полицейскую волну.

— О! — только и говорит Бойль.

— Это у нее хобби такое, — поясняет Энджи.

Все погружаются в молчание и молчат довольно долго, пока сквозь шипение и треск полицейской волны из туалета не доносятся звуки рыданий. Это Кэролайн. Бойлю все еще не по себе, и никто не подскажет ему, как выйти из неловкого положения. А если дела обстоят неважно, сами они не улучшатся. Вот насчет ухудшиться — это да. Это за милую душу.

Тут Старая Мэри замечает, что на пол лоджии села ворона и клюет кусок хлеба.

— Кы-ы-ы-ш-ш-ш!!! — кричит Старая Мэри.

Все испуганно подпрыгивают. Из туалета выскакивает Кэролайн. Бойль приходит в себя на полпути к входной двери, — оказывается, он так перепугался, что бросился бежать. Не успевает он более или менее опомниться, как Джедди вцепляется в него руками и ногами. Под ее весом Бойль чуть не падает на пол.

— Спаси нас, отец, — взывает Джедди. — Спаси нас.

— Оставь меня в покое, — следует ответ.

— Господи, благослови и спаси нас, — дурным голосом возглашает Старая Мэри и крестится.

Все озираются, не в силах понять, что так перепугало Старую Мэри. Энджи украдкой бросает взгляд на морозилку: не вывалилась ли на пол голова Стейси Грейси.

— Что такое? Что случилось? — в панике спрашивает Кэролайн, не сомневаясь, что это Бобби объявился опять.

— Оставь меня в покое! — втолковывает Бойль Джедди.

Старая Мэри рассказывает всем, что случилось:

— Большая черная ворона-красавица — бац! — и села на эту вашу адажию.

— Лоджию, бабушка, — поправляет Старую Мэри Линда.

Все успокаиваются. «Это была ворона, большая черная ворона», — бежит шепоток по гостиной. Все знают, какая Старая Мэри суеверная, и добавить к этому нечего.

Бойль безуспешно пытается стряхнуть с себя Джедди.

— Джеральдина! Немедленно отойди от святого отца! — грозно говорит матушка.