— Вот, играй, — сказал Малыш. — Из этого набора можно сделать и автомобиль, и подъёмный кран, и всё, что хочешь.

А. Линдгрен. «Малыш и Карлсон, который живёт на крыше»

Давайте ещё раз — ненадолго! — вернёмся к определению интеллекта.

Ещё совсем недавно интеллектуалом у нас считали любого владеющего иностранным языком. Это и понятно: преподавали языки в наших школах настолько, мягко говоря, неважно, что свободно говорящий, например, на английском заслуживал уважения — хотя бы за то, что не поддался разрушительному обучению.

Чаще всего основным признаком интеллекта, не мудрствуя лукаво, называют эрудицию. Об этом мы уже говорили. Эрудиция — дело, конечно, полезное. Проблемы наши повторяются часто, и для их решения зачастую хватает стандартных приёмов или принципов. Но ведь многознание не научает разуму. Зная — точнее, «помня» — даже тысячи решений стандартных проблем, можно не найти выхода из положения, отличного от стандартов лишь в мельчайших деталях.

По мнению известного футуролога Рэя Курцвейла, скоро будет создан искусственный неокортекс, расширяющий возможности нашего интеллекта за счет того, что мозги людей и компьютеров свяжет нейронет — сеть, которая станет следующим шагом в развитии нейроинтерфейсов, уже сейчас позволяющих управлять внешними объектами с помощью мысли. И это будет время симбиоза биологической и искусственной жизни, означающее, что история людей, как биологического вида закончена. Начнется история постчеловечества — вида, который будет создавать сам себя (Андрей Константинов, «Мозг из машины» // «Русский репортер», 20 марта 2013, № 11).

С моей точки зрения, интеллект — прежде всего изобретательность, умение находить нестандартные ходы. Классический пример — лечение инфаркта шунтированием: операцией по созданию обходных кровотоков взамен закупоренных.

Об оценке интеллекта, хоть и в узкоспециализированном его варианте, рассказывается в одном анекдоте. Некий инженер умер и попал в ад за всякие земные прегрешения. В скором времени его перестал устраивать уровень комфорта и он принялся за усовершенствования своего нового места пребывания. Установил там кондиционеры, освежители воздуха, эскалаторы с круга на круг, ввел барботаж и кипящий слой для грешников и т. п.

Звонит Бог Сатане: «Ну, как там у вас дела?»

Сатана ему в ответ: «Дела идут как никогда! У нас теперь есть кондиционер, освежители воздуха, эскалаторы и «черт знает что» ещё это инженер установит в самое ближайшее время!»

Господь (возмущенно и удивленно): «ЧТО?» У вас есть ИНЖЕНЕР!?! Слушай, тут какая-то ошибка. Инженеры не должны попадать в ад! Сейчас же пришли мне его наверх!»

Сатана: «Да ни за что! Он теперь у меня в команде!»

«Немедленно пришли его ко мне наверх, или я буду с тобой судиться!» — негодует Бог.

Сатана: «Ага, и где ты у себя найдешь адвоката?!».

Изобретательность — качество мышления, которое трудно переоценить. И нужно обладать гибким, творческим, изобретательным умом не только для того, чтобы создать проекты подводной лодки и вертолета в XV веке, как Леонардо, или придумать способ записи человеческого голоса, как Эдисон.

А вот Эдисон изобретал лишь то, для чего назрело время. Например, Шарль Кро впервые продемонстрировал механический способ звукозаписи за полгода до Эдисона — но знаменитый в ту пору поэт просто не удосужился обратиться к столь низменной материи, как патентование. Впрочем, самоограничение Эдисона проистекает из печального опыта. Его первую разработку — прибор для голосования — конгресс США отверг: ручное голосование оставляло весьма выгодный простор для закулисных манипуляций. С тех пор великий изобретатель занимался только заведомо востребованными идеями. Потому, собственно, и стал великим: на средства от удачно реализованных разработок он создал в Менло-парке один из первых в истории прикладных исследовательских центров, где любой его замысел подхватывали десятки сотрудников.

Изобретательность и глубокая интеллектуальная проработка особенно важны в той сфере, где от каждого решения зависят жизни не единиц, а тысяч — да-да, именно в политике! Вот тут, проигрывая в уме, можно проиграть во всём.

Те, кто обладает хотя бы эрудицией, в ситуациях, давно и многократно пройденных, не станут заново изобретать велосипеды. Если есть информация о проблеме и выучены (или могут быть где-то прочитаны) стандартные приёмы и способы (см. выше) действий в «пространстве проблемы», то есть надежда на решение задачи с «наименьшими потерями». Если есть «мудрый визирь» и понимание собственной неизбежной интеллектуальной ограниченности, тоже есть шанс избежать полной неудачи.

Но если вместо всего этого имеется только негибкий «квазиинтеллект», как у современных промышленных роботов среднего класса, то надеяться на эффективное решение общественных и политических проблем не приходится. Тем более на решение умное и изобретательное. И тогда тем, кто способен к творческим действиям и креативной проработке информации, приходится искать оптимальные и нестандартные варианты компенсации чужих разрушительных действий в пространстве любой проблемы.

Крис Фрит: «Мы воспринимаем не мир, а его модель, создаваемую мозгом. Наше воображение совершенно некреативно. Оно не делает предсказаний и не исправляет ошибок. Мы ничего не творим у себя в голове. Мы творим, облекая наши мысли в форму набросков, штрихов и черновиков, позволяющих нам извлечь пользу из неожиданностей, которыми полна действительность. Именно благодаря этим неиссякаемым неожиданностям взаимодействие с окружающим миром и приносит нам столько радости».

Если уж человек имеет высокоразвитый интеллект, то успеха он добьётся в любом деле. И наука, и техника, и политика — такие, казалось бы, разные сферы деятельности — в равной мере доступны гибкому и творческому мышлению. Результаты его деятельности поражают своим разнообразием, эффективностью и полезностью. Вот пример.

Вопреки распространённому мнению, далеко не все американские купюры украшены портретами президентов. Например, на $10000 нарисован Саймон Чейз — не только министр финансов в правительстве президента Линкольна, но и основатель Chase Manhattan Bank. А на крупнейшей банкноте, которую разрешено вывозить за пределы США — $100 — изображён один из виднейших американских учёных, Бенджамен Франклин. Правда, на купюру он попал за достижения не столько научные, сколько политические.

Первый посол США во Франции в совершенстве использовал тогдашние противоречия крупнейших держав Старого Света. Ради традиционного противостояния с Англией французский король не только признал заокеанскую революцию, но и всесторонне поддержал её. Повстанческую армию водил в бой не только плантатор Вашингтон, но и маркиз де лаФайетт. Производство пороха для привезенных из Франции ружей наладил любимый ученик великого химика Антуана Лорана де лаВуазье, Элетер Ирене дюПон де Немур, чьи потомки до сих пор владеют одним из крупнейших химических концернов мира. Придворный часовщик и великий драматург Пьер Огюстен Карон де Бомарше по приказу короля маскировал поставки военных грузов под коммерцию (и даже разорился на этом прикрытии).