Аксиманд прошел между рядов собравшихся, раздавая листки.

— В этом пасквиле нас называют убийцами и дикарями. Этот непокорный поэт осмеивает нас в своих стишках! Лживые листки каждый день распространяются по кораблю.

Торгаддон взял листок из рук Аксиманда и быстро пробежал взглядом, уже зная, кто автор мятежного произведения. Стихи были резкими, но едва ли могли послужить призывом к бунту.

— А вот еще! — крикнул Аксиманд. — В листовках Божественного Откровения Императора называют богом. Богом! Можете ли вы представить себе что-либо более бессмысленное? И всей этой ложью забивают головы тех, ради кого мы сражаемся. Мы проливаем кровь и умираем, и вот какова награда: поношение и ненависть. Братья, я говорю вам: если мы не начнем действовать немедленно, корабль Империума, сумевший преодолеть множество штормов, утонет под тяжестью этого мятежа!

Гневные выкрики и призывы к действию прогремели в стенах оружейного склада, и жажда отмщения, которую он заметил на лицах своих боевых братьев, не понравилась Торгаддону.

— Прекрасная речь, — сказал он, когда гневные возгласы немного поутихли. — Но почему бы сразу не перейти к делу? Мне еще надо готовить роту к боевому десанту.

— Ты, как всегда, говоришь откровенно, а, Тарик? — сказал Аксиманд. — Вот за это мы тебя уважаем и ценим. Поэтому ты нам очень нужен, брат.

— Нужен? О чем это ты?

— Разве ты не слушал, о чем здесь говорилось? — спросил Малогарст и, прихрамывая, пошел ему навстречу. — Угроза возникла в рядах самой экспедиции. Враг находится внутри флотилии, Тарик, и это самый коварный противник из всех, с кем мы сталкивались.

— Мал, говори яснее, — вмешался Абаддон. — Тарику надо все хорошенько разжевывать.

— Весьма благодарен, Эзекиль, — отозвался Торгаддон.

— Нам стало известно, что летописца, автора этих мятежных посланий, зовут Игнаций Каркази, — сказал Малогарст. — Его надо заставить замолчать.

— Заставить замолчать? И как ты собираешься это сделать? — спросил Торгаддон. — Отшлепаешь по рукам? Прикажешь прекратить озорство? Что-то вроде этого?

— Тарик, ты знаешь, что я имел в виду, — заметил Малогарст.

— Знаю, но я бы хотел услышать, как ты это скажешь.

— Хорошо, если ты настаиваешь, я скажу прямо. Каркази должен умереть.

— Знаешь, Мал, ты, кажется, сошел с ума. Ты же предлагаешь убийство! — возмутился Торгаддон.

— Если должен погибнуть враг, это не убийство, Тарик, — возразил Абаддон. — Это война.

— И ты собираешься воевать с поэтами? — рассмеялся Торгаддон. — Эзекиль, да они потом не одно столетие будут воспевать твои подвиги. Подумай хорошенько. В любом случае этот летописец находится под покровительством Гарви. Стоит тронуть Каркази, как он выдаст тебя Воителю с головой.

При упоминании имени Локена все смущенно замолкли, и стоящие перед Торгаддоном члены ложи обменялись тревожными взглядами.

В конце концов, заговорил Малогарст:

— Я надеялся, что до этого не дойдет, но ты не оставляешь нам выбора, Тарик.

Торгаддон крепко сжал рукоять ножа. На короткое мгновение ему показалось, что придется пробивать дорогу к выходу сквозь строй братьев.

— Оставь в покое свой нож, мы не собираемся на тебя нападать, — бросил Малогарст, заметив настороженный взгляд Торгаддона.

— Продолжай, — сказал ему Торгаддон, не снимая руки с оружия. — До чего ты надеялся не дойти?

— Гектор Варварус утверждает, что разговаривал с членами Совета Терры по поводу событий, сопутствующих ранению Воителя. Если он еще не успел проинформировать Малкадора или Сигиллайта, то наверняка скоро это сделает. И он каждый день требует, чтобы Воитель свершил правосудие.

— И что ответил ему Воитель? Я тоже там был. И Эзекиль. И ты, Маленький Хорус.

— И Локен тоже там был, — закончил Эреб, приближаясь к остальным. — Он вел вас на посадочную палубу, и он прокладывал путь через толпу.

Торгаддон с угрожающим видом шагнул к Эребу:

— Я же сказал тебе помолчать!

Он отвернулся от Эреба, но выражение лиц его братьев привело Торгаддона в отчаяние. Они приняли решение бросить Гарвеля Локена на съедение волкам!

— Мал, неужели ты всерьез говоришь об этом? — возмутился Торгаддон. — Эзекиль? Хорус? Неужели вы готовы предать своего брата по Морнивалю?

— Он же предает нас, позволяя этому летописцу распространять лживые стихи, — сказал Аксиманд.

— Нет, я на это не пойду, — решительно сказал Торгаддон.

— Ты должен, — настаивал Аксиманд. — Только если ты, Эзекиль и я поклянемся, что именно Локен устроил побоище на палубе, Варварус будет считать его виновником смертей.

— Так вот что вы задумали? — произнес Торгаддон. — Решили убить двух зайцев одним выстрелом? Сделать Гарвеля козлом отпущения, и тогда можно будет свободно избавиться от Каркази. Да как вы могли до такого додуматься? Воитель никогда не одобрит этого.

— Ты высказался весьма откровенно, — сказал Таргост. — Только ты ошибаешься насчет согласия Воителя. Это было его предложение.

— Нет! — закричал Торгаддон. — Он никогда бы…

— Тарик, другого пути нет, — прервал его Малогарст. — Под угрозой оказался весь Легион.

Поняв, что они уже предали друга, Торгаддон ощутил, как внутри него что-то умерло. Сердце разрывалось в выборе между Локеном и Сынами Хоруса, но едва Торгаддон осознал необходимость выбора, он уже знал, что должен делать.

Он решительно вытащил свой клинок из ножен.

— Если для спасения Легиона требуется пойти на предательство и убийство, значит, Легион не достоин спасения! Гарвель Локен — наш брат, неужели вы сможете предать его бесчестию? Я плюю на вас за одну только мысль об этом.

В зале раздались изумленные вздохи, а затем в адрес Торгаддона полетели гневные выкрики.

— Тарик, подумай хорошенько, — предупредил его Малогарст. — Ты или с нами, или против нас.

Торгаддон сунул руку под накидку и швырнул к ногам Малогарста небольшую серебряную вещицу. В свете свечей блеснул медальон ложи.

— Значит, я против вас, — сказал Торгаддон.

Петронелла, сидя за секретером, заполняла страницу за страницей своим тонким почерком, почти не оставляя пробелов между строчками. Ее волосы рассыпались по плечам свободными локонами. Цвет лица свидетельствовал о том, что она уже многие месяцы не переступала порога своей комнаты и давным-давно не видела дневного света.

Результатом долгих месяцев, проведенных в роскошной каюте, стала стопка исписанной бумаги, но помещение при этом несколько утратило свое былое великолепие. Постель уже давно не застилалась, а одежда в беспорядке валялась там, где Петронелла раздевалась перед тем, как отправиться спать.