— Зачем? — вдруг выдохнула я, не успев даже осмыслить то, что собираюсь спросить. — Зачем вы тогда так… со мной? Зачем вы меня так напугали? И когда вы ворвались к Михаилу Юрьевичу… я бы в жизни не догадалась, что вы его лучший друг, таким жестоким и холодным вы были! Как такое возможно? Я не понимаю…

Рашидов вздохнул.

— Ты и не сможешь понять, ты ведь ничего не знаешь. Если у тебя есть ещё немного времени… я мог бы объяснить.

Я просто кивнула. Что-то в этой истории показалось мне странным… Не вёл себя Рашидов при первой нашей встрече как лучший друг Ломова, мне вообще тогда показалось, что он главному редактору пришёл шею свернуть.

— Ты, наверное, помнишь, как всполошился Миша, когда я вошёл в кабинет? Наверное, ты до сих пор думаешь, что он испугался меня? Всё было несколько иначе, Наташа… Дело в том, что в то лето, пять лет назад, умерла моя жена. Не делай такие удивлённые глаза… Ты очень похожа на неё. Нет, конечно, не копия, но что-то делает тебя настолько похожей на мою Машу, что это практически невероятно. И в тот момент, когда я ворвался в кабинет, Миша беспокоился прежде всего обо мне и моём рассудке. В то лето я чуть не свихнулся. Понимаешь, я очень любил Машу, — Рашидов улыбнулся, и мне на миг показалось, что передо мной сейчас сидит мой ровесник. — Она была удивительной. Я могу рассказывать о Маше бесконечно, но не буду утомлять тебя…

— Вы меня не утомляете, — быстро сказала я. — Расскажите мне о вашей жене.

— В другой раз, — ответил он мягко. — Время уже позднее, а я так и не объяснил тебе всего… Увидев тебя, Наташа, я чуть не свихнулся на месте. Я не знаю, как описать тебе то, что тогда почувствовал. Я ведь был в отчаянии, мне жить не хотелось, и тут вдруг — молодая девушка, похожая на Машу, сидит рядом… И отчаянно меня боится. Это было очень забавно. Прости, я тогда был не способен анализировать чувства других людей, меня никто не интересовал, кроме себя самого. И в тот вечер я подъехал к твоему дому, чтобы увидеть тебя ещё раз. И вдруг как обезумел. Твоя походка, профиль, даже то, как ты придерживала правой рукой сумку при ходьбе — настолько сильно напомнили мне Машу, что я перестал себя контролировать. Никто, даже самый хороший психолог, никогда не сможет предсказать, как поведёт себя человек в стрессовой ситуации, оказавшись один на один со своими мрачными мыслями, со своим отчаянием и одиночеством. Если бы я знал, что отреагирую именно так…

Он замолчал, закрыл глаза и вдруг выпалил:

— Как бы ты не думала обо мне, я хочу, чтобы ты знала правду. Если бы не тот твой вопрос «зачем?», я бы изнасиловал тебя. Возможно, потом я бы пожалел, но… В тот момент желание обладать женщиной, так похожей на Машу, было очень сильным.

Рашидов замолчал. Он отвернулся, и по его позе и сведённым скулам я поняла, насколько ему плохо и стыдно.

Способность жалеть о поступке, которого ты так и не совершил, дана не каждому человеку.

— А сейчас? — тихо спросила я. — Что вы чувствуете ко мне сейчас?

В глубине души я боялась его ответа. Боялась, что сейчас Рашидов скажет, как Антон, что по-прежнему хочет меня, и мне придётся срочно что-то придумывать…

— Прошло пять лет, Наташа, — ответил он, подняв глаза. — Конечно, ты очень красивая девушка, но, глядя на тебя, я больше не вижу Машу. Нет, это не значит, что ты перестала быть похожей на неё… Просто… как это объяснить… Ты — это в первую очередь ты, и я очень хорошо знаю тебя по рассказам Миши. И теперь вижу твою личность, а не сходство с моей женой.

Я улыбнулась и вздохнула с облегчением. Но не успела я порадоваться осознанию того, что никто не собирается меня сегодня пугать и раздевать, как Рашидов вдруг придвинулся чуть ближе и, прикоснувшись ладонью к моей щеке, спросил:

— Ты сможешь простить меня? За тот вечер, за страх, который пережила по моей вине? Я понимаю, что виноват, и мне очень важно, чтобы ты простила меня.

Было удивительно видеть Рашидова таким, как сейчас — виноватым, с блестящими тревожными глазами. А ладонь у него была слегка шершавой, но неприятным это прикосновение мне не казалось. Наоборот… его ладонь почему-то пахла чем-то, напоминавшим мне аромат скошенной травы и летнего солнца.

— Я прощаю вас, — сказала я. Рашидов ответил мне радостной улыбкой.

— Он знал… Миша знал, что ты простишь. Я в тот же день рассказал ему о том, что случилось в машине. Он меня чуть не прибил. И под шумок содрал с меня обещание, что я к тебе не приближусь до самой его смерти. А уж перед смертью Миша накинул ещё полгода, чтобы ты успела свыкнуться и пережить… Знаешь, Наташа, ты очень похожа на него. Сейчас, когда я разговариваю с тобой, меня не оставляет чувство, будто это я с ним говорю.

Улыбнувшись, я встала со стула. Нашу с Михаилом Юрьевичем похожесть объяснить было легко — так же, как дети похожи на своих родителей, ученики похожи на своих наставников, копируя их манеру поведения, перенимая жесты и некоторые выражения.

— Мне пора домой, Эльмир… э-э-э…

— Пытаешься вспомнить моё отчество? — ухмыльнулся он. — Напрасно. Оно практически нигде не фигурирует. Уж очень я его не люблю.

— Да? А почему?

— А тебе нравилось бы отчество Абдурахманович?

Я хихикнула.

— Вот именно поэтому, Наташа… Я же грозный и страшный мужик, зачем мне хихикающие подчинённые и всякие язвительные прозвища типа «Хоттабыч» или «Трах-тибидох»…

Он взялся проводить меня до дома. Отпустил шофёра с машиной и поехал со мной на метро. По дороге рассказывал разные забавные истории про их с Михаилом Юрьевичем детство и молодость. Истории были настолько смешные, что я хохотала на весь общественный транспорт, и никак не могла остановиться.

Уже перед самым моим домом мы попали под дождь. Рашидов раскрыл зонтик, и я, взяв его под руку, зашагала рядом, пытаясь приноровиться под его широкий шаг. Понимающе хмыкнув, он замедлил ход и попытался опустить руку пониже, но только настучал себе зонтиком по голове.

Бывают такие моменты в жизни, когда совершаешь что-то, не задумываясь, просто понимая, что так правильно. А почему правильно, и что будет дальше, да и вообще зачем это нужно — не думаешь, не анализируешь. Наверное, это просто приходит свыше. Словно божественное дыхание, которое вдруг коснулось двоих очень одиноких людей, бредущих под чёрным зонтиком…

Мы остановились перед моим подъездом одновременно. Я смотрела вниз, не в силах поднять глаза, улыбнуться и сказать «прощай», зная, что этот человек, перевернувший сегодня мой мир, уйдёт навсегда. Уйдёт, выполнив своё обещание перед лучшим другом, понимая, что ему нет места в жизни молодой девушки, которая целых пять лет так сильно его боялась.

И сердце моё почему-то колотилось, как бешеное. Наташа, которая теперь больше не ощущала страха, не смела даже поднять глаза…

— Я хотел попросить тебя… — услышала я вдруг тихий голос Рашидова, почти не слышный за шумом дождя. — Пожалуйста, не уходи из моей жизни.