— Вы будете выполнять приказ президента?

В ответ — пугающее ельцинистов молчание. А потом длинные уговоры Барсукова. Сломали. «Альфа» выторговала только боевую машину десанта, надеясь спастись от снайперов. Младший лейтенант Геннадий Сергеев был убит через десять минут после выступления «Альфы». Он наклонился над раненым и получил снайперскую пулю под бронежилет. Коржаков в мемуарах написал, что снайперы были из Приднестровья или из Союза офицеров. Это сознательная ложь. Снайперы исполняли замысел ельцинистов. Они стреляли в спину, а после того, как появились убитые и раненные среди военных, в дело вступили заранее припасенные танки и группы подготовленных живодеров, убивавших всех подряд. Снайперов же никто не искал.

Приказ стрелять по парламенту был отдан лично Ельциным, о чем он признается в своей книге «Записки президента». («Да стрелять, Павел Сергеевич! (Грачев, — A. C.) Стрелять, чтобы спасти Россию. Спасти мирных людей…»). Не сомневаясь в своем праве пролить кровь, узурпатор распорядился применить в центре столицы боевые снаряды.

Рано утром 4 октября (около семи утра) БТРы с мобилизованными Грачевым добровольцами-«афганцами» расстреляли огнем крупнокалиберных пулеметов палатки у Белого Дома вместе с их обитателями. Бессильные против боевой техники баррикады намокли от крови. На месте сразу были убиты около 40 человек. Зная о своей неуязвимости, БТРы медленно ползли вдоль здания, обстреливая площадь и окна парламента, а заодно и близлежащие дома. Начался разгром парламента и физическое уничтожение защитников Конституции. Никаких требований к осажденным от организаторов этого разгрома предъявлено не было.

Еще ничего не зная о том, что случилось в «Останкино», ожидая вмешательства армии, чьи танки должны были прекратить силовое противостояние, рано утром я включил телевизор. И обомлел от картинки: в прямом эфире передавали спектакль о расстреле парламента из танковых орудий. В Белом Доме остались мои друзья и знакомые, а мне приходилось смотреть, как их методично расстреливают.

Около 10 часов в здании Конституционного Суда должен был собраться Совет Федерации, но здание оказалось блокировано. После «Останкинской» бойни и массированной обработки сознания, настроения переменились. Ужас перед смертью десятков людей и страх за собственную жизнь сделали свое дело. Доминирующим настроем обывателей, политиков всех калибров, военных, журналистов стал именно страх.

Президент Калмыкии К. Илюмжинов рассказывал («Завтра», № 15, 1994) о том, как группа региональных лидеров пыталась предотвратить начавшийся расстрел парламента. «Когда выходили — вроде целая толпа была, потом людей стало все меньше и меньше, где-то на уровне раздевалки многие потерялись, священник тоже». Прошли к Белому Дому только двое: К. Илюмжинов и президент Ингушетии Р. Аушев. Когда они шли с белым флагом, стрельба не утихала. Вернувшись из осажденного парламента в 15.00 на совещание субъектов Федерации в Кремле, два президента просили Черномырдина остановить убийство безоружных людей. В ответ услышали, что защитников Белого Дома придется вообще стереть с лица земли. Молодой нижегородский губернатор Борис Немцов кричал премьеру: «Давите, давите, Виктор Степанович, времени нет. Уничтожайте их!». Его поддержали и другие губернаторы. Страх, животный страх отключил сознание.

Судьбу парламента решили залпы танковых орудий. Выполнившие свое грязное дело «добровольцы» потом скажут про женщин и детей, находившихся в Белом Доме: «А нечего им там было делать!».

Из газеты «Президент»: «Ах, как радовалась душа, когда эти мятежные фанатики получили первую оплеуху в „Останкине“, откуда их с треском вышибли спецназовцы. Тогда, наверное, мы впервые облегченно вздохнули: армия с нами, армия нас защитит. Последующие события — лишь подтверждение тому. Как грамотно, качественно обрабатывали кантемировцы Белый Дом. Четко, методично, со знанием дела снимали снайперов и подавляли очаги напряженности рязанцы и туляки».

Сколь громко ни заявляла оппозиция о своей готовности отстоять Конституцию с оружием в руках, в руки ей попало всего-то 170 автоматов, а по другим данным и того меньше — около 70-ти. Лужков, правда, утверждал, что автоматов было 1600, да еще 2000 пистолетов, 18 снайперских винтовок и 12 гранатометов, плюс 300 нештатных автоматов и 20 пулеметов («Правда», 01.06.94). По некоторым данным, арсенал Белого Дома составлял 9000 автоматов, несколько десятков противотанковых ракет и гранатометов, но все это «наследство Ельцина» руководство Белого Дома не подумало раздать защищавшим их людям. Обороняться было практически нечем. Обнаружив, что против Белого Дома действуют десятки единиц бронетехники и танки, Руцкой отдал приказ вести только заградительный огонь. Сопротивление оказалось невозможным. Оставалось только показывать корреспондентам нетронутую смазку ствола своего автомата. Это было шоу, а не война. Журналистов пускали всюду.

Команда Руцкого не стреляла. Лишь те защитники Белого Дома, кто подвергся нападению и имел перед собой прямую угрозу смерти, оборонялись. Они пытались также сбивать ельцинских снайперов с крыш прилегающих домов, но чаще сами попадали под их пули.

БТРы из крупнокалиберных пулеметов разметали казачьи заставы и группки ополченцев и даже не давали унести раненных. Мертвые так и лежали на площади в тех позах, в которых их застала смерть. Баррикадникам, правда, удалось поджечь один из БТРов, но всерьез загореться он так и не захотел. Боевая техника с легкостью противостояла гражданскому «вооружению».

Из воспоминания очевидцев (по кн. «Площадь Свободной России» и другим источникам):

— Когда «бэтээры» проезжали первую баррикаду, что была впереди Горбатого моста, кто-то бросил в них бутылку с зажигательной смесью. Не попал. Следующий «бэтээр» этого человека просто раздавил. В короткие минуты перемирия я из окна третьего этажа Белого Дома хорошо видел погибшего: проткнутая костями зеленая куртка, выдавленный на асфальт из рукавов кровавый фарш… После этого я уже ничему не удивлялся… «Разве вы не слышали: выступал Гайдар, призывал выходить на улицы, защищать демократию. Меня вот мама и отпустила…». Мы стояли за толстым простенком. Они отошли от нас, и тут же «бэтээры» начали стрелять по теням в окнах. Девушку буквально разорвало пополам. Верхняя часть ее туловища откатилась чуть ли не к моим ногам. Оставила на паркете длинный, жирный кровавый развод… Я не запомнил лица девушки. Пусть ее мама скажет спасибо Гайдару.

— Когда утром 4 октября от мэрии, легко преодолев игрушечную баррикаду, на площадь влетели танки, отец Виктор — наивный и добрый человек! — вышел навстречу им, подняв над головой свое оружие — икону, пытаясь остановить их. Крупнокалиберный пулемет прошил его насквозь, а вместе с ним и икону. Когда он упал, убийцы, видимо, для верности проутюжили гусеницами его тело.

— На моих глазах людей ставили к стенке и с каким-то патологическим злорадством выпускали в уже мертвые тела обойму за обоймой. У самой стены было скользко от крови. Ничуть не стесняясь, омоновцы срывали с мертвых часы и кольца.

— Последняя группа была примерно полторы тысячи человек.