— В данном случае? Когда робот способен вредить людям? Я думаю, что нам надо найти предлог отправить корабль в погоню. Вряд ли стоит объяснять истинную причину.

— Нет, — твердо сказал Мандамус. — Представьте себе, сколько найдется желающих завладеть таким роботом.

— Чего мы не можем позволить. Это вторая причина, по которой я считаю, что уничтожение робота — наиболее безопасный и предпочтительный вариант наших действий.

— Может быть, вы и правы, — неохотно согласился Мандамус. — Но думаю, что его уничтожение не самый лучший вариант. Я должен немедленно ехать на Землю. Выполнение плана необходимо ускорить, даже если мы не поставим все точки над «и». Как только он будет выполнен — все. Никакой мысленаправляющий робот ни под чьим контролем не сможет переделать сделанное. А если он и сделает что-нибудь, то это уже не будет иметь значения.

— Вы говорите только о себе. Я тоже поеду.

— Вы? Земля — ужасный мир. Я-то должен ехать, а вам зачем?

— Я тоже должен. Я больше не могу оставаться здесь. Вы не ждали столько, сколько я, Мандамус. И вам не нужно сводить старые счеты, как мне.

Глэдия снова была в космосе и снова смотрела на диск Авроры. Д. Ж. был занят чем-то, и на корабле чувствовалась неопределенная атмосфера чрезвычайного положения, словно готовилось сражение, словно убегали от кого-то или сами кого-то преследовали.

Глэдия потрясла головой, Она могла мыслить ясно и чувствовала себя хорошо, но когда мысли ее возвращались к тому времени в Институте после ухода Амадейро, ее охватывало ощущение нереальности. Был провал во времени. Вот она сидит на кушетке, ей хочется спать, а в следующий момент в комнате оказались четыре робота и женщина, которых раньше не было.

Значит, она спала, но не помнит этого. Какой-то провал в небытие…

Теперь, оглядываясь назад, она поняла, кем была та женщина.

Это была Василия Алиена, дочь Хена Фастольфа, место которой в его сердце заняла Глэдия. Глэдия ни разу не встречалась с Василией, только несколько раз видела на экране. Глэдия всегда думала о ней, как о своем втором «я», далеком и враждебном.

Они были неуловимо похожи внешне, что все всегда замечали — правда, Глэдия уверяла, что не видит сходства, — и прямо противоположно относились к Фастольфу.

Оказавшись на корабле и оставшись со своими роботами наедине, она задала им неизбежный вопрос:

— Что Василия Алиена делала в комнате, и почему меня не разбудили, когда она пришла?

— Мадам Глэдия, — сказал. Дэниел, — на ваш вопрос отвечу я, потому что другу Жискару, наверное, трудно говорить об этом.

— А почему ему трудно, Дэниел?

— Мадам Василия пришла с надеждой убедить Жискара перейти к ней на службу.

— Уйти от меня? — возмутилась Глэдия.

Она не очень любила Жискара, но это не имело значения. Что принадлежало ей — то принадлежало ей.

— И вы не разбудили меня и сами решили этот вопрос?

— Мы чувствовали, мадам, что вам необходимо поспать. К тому же мадам Василия приказала не будить вас. И, наконец, мы решили, что Жискар ни в коем случае не уйдет. Поэтому мы и не разбудили вас.

— Я верю, что Жискар ни на минуту не подумал оставить меня. Это было бы незаконно как по аврорианским законам, так и по законам роботехники, что особенно важно. Стоило бы вернуться на Аврору и подать на Василию в суд.

— В данный момент это было бы нежелательно, миледи.

— Какие у нее права на Жискара?

— Когда она была маленькой, Жискара передали ей.

— По закону?

— Нет, мадам. Просто доктор Фастольф позволил ей пользоваться им.

— Тогда она не имеет никаких прав на Жискара.

— Мы сказали ей об этом, мадам. По-видимому, все дело в сентиментальной привязанности к нему мадам Василии.

Глэдия фыркнула:

— Она обходилась без Жискара еще до того, как я приехала на Аврору. Она прекрасно могла продолжать в том же духе и не делать незаконных попыток лишить меня моей собственности. — Затем она беспокойно добавила: — Вы должны были меня разбудить!

— С мадам Василией было четыре робота, — сказал Дэниел. — Если бы вы проснулись и стали с ней спорить, роботам трудно было бы разобраться, чьим приказам подчиняться.

— Уж я бы отдала тот приказ, который нужно, можешь быть уверен.

— Я не сомневаюсь, мадам, но и мадам Василия тоже могла бы это сделать, ведь она одна из выдающихся роботехников в Галактике.

Глэдия взглянула на Жискара:

— А тебе нечего сказать?

— Только то, что все хорошо кончилось, мадам.

Глэдия задумчиво посмотрела в слабо светившиеся глаза робота, такие непохожие на человеческие глаза Дэниела, и подумала, что тот инцидент был, вообще-то говоря, несущественным. Пустяк. Сейчас нужно думать о другом: они едут на Землю.

И она перестала думать о Василии.

— Я беспокоюсь, — сказал Жискар почти конфиденциальным тоном; звуковые волны почти не колебали воздух.

Поселенческий корабль спокойно покинул Аврору, и погони как будто пока не было. Жизнь на борту шла обычным чередом, а поскольку все вокруг было автоматизировано, на корабле царило спокойствие, и Глэдия безмятежно спала.

— Я беспокоюсь о леди, друг Дэниел.

Дэниел достаточно хорошо знал характеристики позитронных связей Жискара, так что не нуждался в объяснениях.

— Направить леди Глэдию было необходимо, друг Жискар. Если бы она стала расспрашивать, она могла бы узнать о твоих способностях, и твое вмешательство стало бы более опасным. Достаточно вреда уже нанесли из-за того, что леди Василия узнала о них. Мы не знаем, с кем она этим поделилась.

— И все-таки я не хотел вмешиваться. Если бы леди Глэдия хотела забыть, все было бы просто и безопасно, но она отчаянно желала знать. Ей было досадно, что обошлись без нее. Поэтому я вынужден был рвать связки солидной интенсивности.

— Это было необходимо, друг Жискар.

— Однако риск причинить вред в этом случае все-таки был. Если представить связующие силы как тонкий шнур — далекая аналогия, но другой я не придумал, — то обычно препятствия, с которыми я имею дело, так тонки и эфемерны, что исчезают при моем прикосновении. Но мощная связующая сила щелкает и отскакивает, когда рвется, и отскочивший конец может ударить по другим связующим силам и захлестнуть, чем невероятно усиливает их. В этом случае человеческие эмоции могут неожиданно измениться, что наверняка приведет к вреду.

— Тебе кажется, что ты повредил леди, друг Жискар?

— Думаю, что нет. Я был исключительно осторожен, я работал все то время, пока мы разговаривали. Спасибо, что ты взял разговор с леди на себя и сумел не попасться между правдой и полуправдой. Но, несмотря на это, на всю мою осторожность, я пошел на риск, и меня удручало, что я сознательно рисковал. Это было так близко к нарушению Первого Закона, что требовало от меня исключительных усилий. Я уверен, что не смог бы сделать это, если бы…