Я кивнул. Энтузиазм Дэвида захватил меня.

— И эти люди с фермы оставались там на протяжении многих поколений?

— Не совсем, — ответил он. — По-видимому, около ста пятидесяти лет назад во владении фермой возник пробел; но позже, примерно, во времена Гражданской войны в Америке, из Иннсмута в Новой Англии приехала какая-то семья и купила ее. Внешне они напоминали более ранних владельцев. Может, даже были боковой ветвью той же семьи, вернувшейся в свой родовой дом. Они зарабатывали на жизнь фермерством и ловлей рыбы. Безусловно, работящие, но угрюмые и замкнутые. Фамилия Уэйт. Правда, к тому времени «привидения» уже прочно закрепились в местном фольклоре. По-видимому, их было два.

— Два?

— Да. Один — гигантская, неясная, призрачная фигура, поднимающаяся из тумана над долиной Кетлторп. Ее видели те, кто передвигался по старой проезжей дороге, и рыбаки, возвращающиеся в Харден по тропинкам в холмах. Однако интересно вот что: если ты посмотришь на карту округа, как это сделал я, то увидишь, что ферма лежит в некой низине, прямо между проезжей дорогой и тропами в холмах. То, что различимо с этих точек на возвышениях, вполне может быть обязано своим происхождением самой ферме!

Я снова почувствовал беспокойство — не столько из-за рассказа Дэвида, сколько из-за его очевидной увлеченности этой идеей.

— Ты, похоже, хорошо все это изучил, — заметил я. — На то есть особая причина?

— Просто моя всегдашняя жажда знаний. — Он усмехнулся. — Ты же знаешь, я не чувствую себя довольным, если не исследую что-нибудь, и наибольшее удовлетворение получаю, разобравшись, что к чему. И, в конце концов, я живу на этой ферме! Как бы то ни было, относительно той гигантской туманной фигуры: согласно легенде, она наполовину рыба, наполовину человек!

— Что-то вроде тритона?

— Да. А теперь… — он с победоносным видом достал сложенный лист потертого пергамента и развернул его на столе, — трах-тарарах! Что скажешь об этом?

Изображение на бумаге занимало примерно девять квадратных дюймов, сделанный углем оттиск мемориальной дощечки некоторого рода, так мне представлялось. Он изображал человекоподобную мужскую фигуру, восседающую на вырезанном в скале кресле или троне; его нижнюю половину скрывали водоросли, имеющие определенное сходство с «глубоководным келпом». Глаза большие, выпученные, лоб скошенный, кожа покрыта чешуйками, как у рыбы, пальцы одной доступной обозрению руки, сжимающие короткий трезубец, перепончатые. Фон смутно различимый, вызывающий в памяти образ исполинских подводных развалин.

— Нептун, — сказал я. — Или, во всяком случае, тритон. Откуда у тебя это?

— Я сам сделал оттиск. — Он тщательно сложил листок и убрал его в карман. — С пластинки над дверью в одной из пристроек Кетлторпа. — Впервые за все это время мой друг имел озабоченный вид. — Рыбоподобные люди, и символ, имеющий сходство с рыбой…

Он устремил на меня странный взгляд, и внезапно холод пробежал по позвоночнику. Но потом он снова улыбнулся и добавил:

— Какая-то абсолютно рыбная история, правда?

Мы покинули библиотеку, и я проводил его к машине.

— И что тебя тут так заинтересовало? — спросил я. — Насколько я помню, ты никогда не увлекался фольклором.

Он бросил на меня странный, уклончивый взгляд.

— Ты не веришь, что причина в одном лишь моем неуемном любопытстве?

Но потом его улыбка вернулась, яркая и заразительная, как всегда.

Он сел в машину, опустил стекло и высунул голову.

— Когда увидимся? Не пора ли тебе нанести нам визит?

— Это приглашение?

Он включил двигатель.

— Конечно. В любое время.

— Тогда я скоро загляну, — пообещал я.

— Поторопись!

Потом мне припомнилось что-то еще, сказанное им.

— Дэвид, ты говорил о двух призраках. Какой второй?

— Что? — Он хмуро смотрел на меня, поднимая окно, потом остановился, не закрыв его до конца. — А-а, это… Колокол, понимаешь ли…

— Колокол? — повторил я, чувствуя, как мурашки побежали по коже. — Какой колокол?

— Призрачный колокол! — крикнул он, отъезжая от обочины. — Что еще? Он звонит под землей или на глубине моря, обычно когда туман или во время прилива. Я постоянно прислушиваюсь, но…

— Не повезло? — автоматически спросил я.

Собственный голос показался мне чужим.

— Пока нет.

Он в последний раз улыбнулся, помахал мне рукой и поехал по улице. Вопреки здравому смыслу и логике, в моих ушах звучали слова старухи, сказанные у церкви: «Что насчет другого колокола?»

В самом деле, что насчет другого колокола…

IV. Ядовитые испарения

Только на полпути домой я осознал, что так и не подобрал себе книгу. Мой разум занимали открытия Дэвида Паркера, хотя, если он проявлял любопытство и возбуждение, я испытывал лишь смутную тревогу.

Вернувшись в Харден — мой дом стоит на холме на южной окраине деревни, — я вспомнил, где уже видел что-то наподобие фигуры на оттиске Дэвида. И точно, изображение обнаружилось в моей старинной, иллюстрированной двухтомной домашней Библии. Я не заглядывал в нее уже около года; она стала просто украшением моих книжных полок.

Да, это была одна из многих маленьких иллюстраций в Книге Судей, XIII: изображение рыбоподобного божества на монете или медальоне филистимлян. Дагон, чей храм Самсон разрушил в Газе.

Дагон…

Память прояснилась, и до меня внезапно дошло, где я видел другое изображение этого божества. В Сандерленде был прекрасный музей, куда отец часто водил меня, когда я был маленьким. И там, в музейной коллекции монет и медалей, я видел…

— Дагон? — Хранитель музея с явным интересом воспринял мой телефонный звонок. — Боюсь, у нас очень мало раритетов филистимлян; о монетах мне вообще ничего неизвестно. Возможно, это более поздняя эпоха. Могу я вам перезвонить?

— Будьте любезны. Извините, что отнимаю у вас время.

— Вовсе нет, с удовольствием. Ради этого мы тут и сидим.

Десять минут спустя он перезвонил.

— Как я и предполагал, мистер Траффорд. У нас есть монета, которая вам запомнилась, но она финикийская, не филистимлянская. Финикийцы позаимствовали Дагона у филистимлян и называли его Оаннесом. Эта модель поведения повторяется на протяжении всей истории. Римляне в особенности были великие мастера по части воровства чужих божеств. Иногда они делали это открыто — так Зевс стал Юпитером, — но в других случаях, когда божество было особенно мрачное и зловещее, как в истории с Сумманусом, они поклонялись ему тайно. Великие любители всяких культов, римляне. Вы будете удивлены, как много тайных обществ и культов на протяжении веков возникало подобным образом. Но… вот я опять… читаю лекцию!