у восточных славян. Но данное заявление идет вразрез с разделами книги, посвященными Киевской Руси. Материалы этих разделов поданы автором так, будто речь идет о рабовладельческой стране»[1299]. В заключении автор рецензии обвинил Яковлева в немарксистском подходе.

В противовес Бахрушину С.Б. Веселовский выпустил не менее критический, но написанный исключительно в академическом духе разбор монографии. В ней автор, в частности, опровергал неудачные попытки Яковлева генетически связать термины «холоп» и «славянин»[1300]. Сдержанно, но беспощадно и местами очень верно рецензент раскритиковал и общий тон книги: «…Проф. Яковлев пересказывает своими словами извлеченные им из архивов казусы, большей частью в хронологическом порядке, каждый казус за особым номером. Изложение казусов сопровождается иногда замечаниями, иногда автор делает некоторые обобщения, но в общем предоставляет читателю самому разбираться в массе полусырого архивного материала. Таким образом, „конкретность“ изложения доведена до крайних пределов»[1301]. Надо заметить, что все-таки критика Веселовского была не вполне корректной. Он остановился лишь на страницах, посвященных древнейшим периодам, в то время как главная часть книги касалась XVI–XVII вв.

В чем же причина критики, казалось бы, официально признанной работы? С.Б. Веселовский, славившийся своей научной принципиальностью, скорее всего, просто отвергал ошибочные представления Яковлева, поэтому заподозрить его в осознанной травле трудно. Правда, время для критики он выбрал неудачное. Можно было бы предположить, что главным инициатором травли был Б.Д. Греков, поскольку тезис Яковлева о генезисе крепостничества из института холопства, очевидно, расходился с его концепцией социально-экономической эволюции России. И действительно, Греков активно участвовал в критике. 29 марта на заседании Президиума АН СССР, Греков сделал доклад, где указывал, что Яковлев «проповедовал идеалистические концепции буржуазно-либерального толка, порой сближавшиеся с кадетскими»[1302]. Тем не менее главными недоброжелателями, по мнению самого Яковлева, были С.В. Бахрушин[1303] и А.М. Панкратова. Последняя, как уже упоминалось, не могла простить Яковлеву рецензию на «Историю Казахской ССР», из-за которой книга была лишена Сталинской премии. В письме к В.П. Потемкину от 16 августа 1944 г. Яковлев прямо указывает на эту причину: «…В связи с атакой на „Холопство“ поговаривают о каких-то дальнейших выпадах против меня. Это все, конечно, за Казахстан»[1304]. А вот найти причину конфликта с С.В. Бахрушиным сложно. Напомним, что первоначально им был дан положительный отзыв, а на совещании историков Бахрушин не критиковал книгу коллеги, поэтому говорить о научной принципиальности здесь не приходится. По мнению А.А. Зимина, поводом для травли могло быть присуждение Яковлеву, в обход основного сообщества историков Института истории, Сталинской премии, что вызвало элементарную зависть[1305].

Что же действительно случилось между двумя старыми приятелями и коллегами, на данный момент сказать очень сложно, возможно, на это прольют свет дальнейшие архивные изыскания. Можно предположить, что Бахрушину, после прозвучавшего обвинения в попустительстве в публикации монографии Яковлева, необходимо было показать, что он, как глава сектора Истории СССР до XIX в. Института истории, активно участвует в критике, а не выгораживает своих сотрудников.

Кроме того, Бахрушин, вписавшийся в элиту советской исторической науки и в целом выступивший на стороне Б.Д. Грекова в дискуссиях о социально-экономическом характере Киевской Руси, вынужден был занять позицию, направленную против книги Яковлева, так как она объективно противоречила с поддерживаемой им концепции, одним из творцов которой он был. Время требовало четко определиться: с кем быть? И Бахрушин сделал выбор в пользу «грековской группы», тем более что это сулило большие дивиденды в плане чинов и званий. Намечались выборы в академики, а поддержка Грекова была тогда определяющей. Справедливости ради надо отметить, что, по слухам среди историков, сам Греков относился к Бахрушину как к конкуренту. В 1946 г. он даже противопоставил на выборах Бахрушину Веселовского и сделал все, чтобы последний стал академиком[1306].

На выборах 1946 г. баллотировался и Яковлев. Но, несмотря на то что его выдвинули на соискание этого звания такие организации, как Чувашский научно-исследовательский институт языка, литературы и истории, Московский государственный библиотечный институт им. В.М. Молотова, Центральный государственный архив древних актов, научный институт «Советская энциклопедия», а также группа ученых во главе с академиком Е.В. Тарле[1307], Яковлев не получил звания. Во многом это было связано с той неблагоприятной атмосферой, которая сложилась вокруг историка после критики его исследования о холопстве.

После этой травли Яковлев дистанцировался от коллектива Института истории и продолжил свою научную деятельность на некотором удалении от коллег «по цеху». Видимо, понимая шаткость своего положения, историк решил напомнить о своем особом статусе хорошего знакомого Ленина, который неоднократно помогал ему ранее. В 1944 г. он публикует небольшую статью о своих встречах с Лениным[1308]. Статья должна была стать своеобразной индульгенцией для уже немолодого ученого.

В 1946 г. вышла статья Яковлева о его учителе В.О. Ключевском. Традиция в науке многое значила для историка. Он был учеником В.О. Ключевского, что во многом определило его пристальное внимание к научному наследию учителя. К Ключевскому Яковлев до конца жизни относился с благоговением. По воспоминаниям Л.Н. Пушкарева, над его рабочим столом всегда висел портрет автора «Курса лекций по русской истории»[1309].

Василию Осиповичу Яковлев посвятил обширную статью[1310], сочетающую в себе как анализ исторической концепции великого историка, так и личные воспоминания Яковлева о своем учителе. Для него Ключевский-человек и Ключевский-ученый были неразрывны.

В статье он обратил внимание на уникальную манеру чтения Ключевским лекций, принесшую ему всеобщую славу. Он отметил его бескорыстность, любовь к своей профессии, стремление помочь студентам. Обо всех этих качествах Яковлев знал не понаслышке. Именно Ключевский помог ему вернуться в Московский университет после того, как его выгнали за участие во всеобщей студенческой забастовке в 1899 г.[1311]

Яковлев подчеркивал, что верность научной традиции, которую Ключевский перенял от своих более старших коллег, позволила ему получить «замечательную школу тонкой и надежной критической работы». Автор подробно описал быт Ключевского, который, несмотря на всеобщее признание, продолжал жить более чем скромно: «До своей предсмертной болезни он обходился даже без особой кровати и спал всегда в кабинете на диване и сам раскидывал для ночлега скатанную для него кровать»[1312]. В этом отрывке рельефно проглядывается стремление Яковлева придать образу Ключевского подвижнический характер.

Значительная часть статьи была посвящена рассмотрению исторических взглядов Ключевского. Здесь автор позволил себе бросающуюся в глаза модернизацию концепции историка-классика. Очевидно, в угоду сложившейся политической обстановке исследователь написал следующее: «В царствование Ивана IV было сокрушено мешавшее… ходу дел своими настроениями и выступлениями старое боярство, неспособное изжить свои удельные претензии»[1313]. Напомним, что Ключевский рассматривал деятельность Ивана IV во многом