и так о моих интеллектуальных и душевных данных невысокого мнения… Терять особо нечего.

— Что?! — у отца Ромки взлетели брови. Он аж забыл о своей папке.

— Не пойду, пока вы не согласитесь дать мне второй шанс! — громче повторила я. — Иначе вам придется выставить меня отсюда… силой!

Декан закатил глаза и покачал головой.

— Честно, иногда мне начинает казаться, что ты взрослеешь, Красовская. Но буквально в следующую минуту все возвращается на свои места.

Я сложила ногу на ногу и стиснула зубы. Такими скучными нравоучениями ему меня не переубедить. Для меня было загадкой, что он сделает дальше… И сделает ли что-то вообще. Может, решит проигнорировать мое присутствие и дождаться, пока я убегу сама, вспугнутая приходом родителя двоечника.

Но Верстовский вдруг усмехнулся и встал из-за стола. Поднялся во весь свой высокий рост… который казался еще более внушительным оттого, что я сидела. Медленно, неспеша декан подошел ко мне, остановился напротив.

— Значит хочешь, чтобы я применил силу?

— Валяйте, — отважно кивнула.

— Тебя родители в детстве никогда не лупили, Красовская? — почти ласково спросил он, ставя руки на подлокотники моего стула и наклоняясь надо мной.

Страху он, конечно, на меня нагнал. Стоило признать: мой не самый умный план провалился, и давать мне шанса декан не собирался. А вот пинка под зад — кто его знает?.. Хотя если бы он вдруг решил и правда отлупить меня: ну, легонько, как он уже сделал однажды, я была бы даже не против, пожалуй…

— Думаете, стоило? — я зажмурилась, со страхом и возбуждением ожидая развития событий.

— Думаю, ты сама не ведаешь, что творишь, — сурово констатировал мужчина. Но, противореча своим словам, взял меня подмышки и поднял на ноги. Я притворилась, что, вставая, подвернула лодыжку, и с тихим охом прильнула к нему. Вдохнула всей грудью запах одеколона, по которому так скучала…

Мученически вздохнув, Верстовский приобнял меня за талию и непреклонной рукой повел к выходу.

— Так что же заставило тебя передумать?.. — тихо спросил Верстовский, прислонив меня к двери и, не глядя нащупывая ручку двери. Не глядя — потому что смотрел он в это время мне в лицо, переводя взгляд с моих губ на глаза и обратно.

Я задержала дыхание, тоже смотря на него и понимая, что от моих слов зависит, будет ли между нами хоть что-нибудь, или я зря тосковала по нему целых четыре месяца. Какие разумные доводы привести, когда ничего разумного в нашей связи не было и быть не могло? Что сказать?.. «Веня, вы покорили меня своим взрослым и мудрым поведением?».

Нет, пожалуй, возраст лучше не припоминать. И для «Вени» еще слишком рано.

— Вы разбудили во мне вполне определенную жажду, Вениамин Эдуардович… — не придумав ничего лучше, прошептала я. Уже понимая, что провалилась: плагиат в нашем литературном институте был не в чести. — Мне нужно утолить ее, чтобы перестать грезить о вас ночами!

Верстовский удивленно отстранился, а взгляд его на время сделался просто бешеным. В нем было что-то феноменальное: растерянность, паника и напускное безразличие. И все это в один момент сменилось весельем.

— Я правильно понял: ты сейчас предложила мне стать твоим любовником?

— Если отбросить лирическую составляющую, можно сказать и так, — продолжила наугад.

— И ты совсем не переживаешь, что станет с моим бедным растерзанным сердцем, чертовка? И с моими чувствами, пока ты будешь утолять свою молодую жажду?!

— У вас нет ко мне чувств!

— Я унижен и взбешен, — с наигранным негодованием сказал он, хотя его искрящиеся беззвучным смехом свидетельствовали о другом. — Это самое дерзкое и циничное предложение из всех, что мне когда-либо делали! Если бы здесь были цветы… Я бы отправил тебя с ними куда подальше!

Он повернул замок, и мы оба вывалились в коридор. Схватив меня одной рукой, Верстовский остановил наше падение.

— Но вы же подумаете над ним?!

— Подумаю… на досуге, — декан быстро сгреб меня в крепкие, почти что удушающие объятия, а потом все-таки скрылся в кабинете и закрыл дверь.

Сердце плясало, как угорелое, чуть не выскакивая из груди. Не помня себя от радости, я повернулась… и увидела Юльку, стоящую метрах в десяти дальше по коридору.

Наверное, вернулась, чтобы привести Верстовскому новые доводы в пользу смены актерского состава.

— Блин… Не может быть! — всхлипнула подруга и бросилась назад к лестнице.

37.1. Юля

Мне снилось, что ужасная змея

Мне грызла сердце. Было тяжко, душно,

А ты смотрел с улыбкой равнодушно.

("Сон в летнюю ночь», У. Шекспир)

Догнать Гарденину не получилось — она сбежала по лестнице с такой скоростью, будто за ней гнались все демоны ада разом.

— Юля! — крикнула я ей вдогонку, но ее уже и след простыл.

Надо ли говорить, что радость от наметившегося прогресса в отношениях с Верстовским несколько померкла. Я сомнамбулой вернулась в аудиторию, забрала вещи, вышла из института.

Некрасиво получилось. Нужно было признаться во всем еще зимой, когда декан был далеко, и наш роман казался не более чем фантастической выдуманной историей… Или еще раньше: осенью, когда он только намечался… в идеале — на следующий же день после первого телефонного звонка! А не дожидаться, пока правда всплывет самостоятельно, да еще и таким чудовищным способом.

Ну почему я такая слабая, трусливая дура?! Боялась всего на свете: опасалась отношений с Верстовским, не хотела ранить лучшую подругу… И в итоге оттолкнула и первого, и вторую. И доверие обоих придется завоевывать обратно.

Но если расположить к себе мужчину оказалось не так сложно — достаточно было намекнуть на возможный секс — то с Юлей этот номер уже не прокатит.

Масштаб катастрофы открылся мне не сразу. Я позвонила ей вечером, когда набралась достаточно храбрости на покаянный разговор, но Гарденина молча сбросила вызов. И все последующие затем субботу и воскресенье игнорировала мои звонки и сообщения. Это было ужасно. Лучше бы она высказала свой гнев мне в лицо, чем делала вид, что меня не существует на свете. Не имея выхода, чувство вины, и так огромное, перебродило в замкнутом пространстве моей души и достигло колоссальных размеров.

И в какой-то момент вспомнилось: я ведь тоже так себя когда-то вела. Сбежала из дома Верстовского после первой ночи, ничего не объяснив, не соизволив сказать ему даже слово. И потом почти неделю хладнокровно пренебрегала всеми попытками выйти на связь, получить хоть какую-то ясность — где и в чем он провинился.

Я обрушила его в пропасть неведения, мук совести и раздирающих сердце сомнений. И сделала это на самом