Густое вино плавно потекло в подросший за ночь хрусталь. Откуда такие рюмки? Анна их раньше не видела. Андрей вдруг замер, держа рюмку с рдеющим вином на весу.

– Да ну, какое вино, варенье, дрянь. – Андрей понюхал рюмку, сморщился.

– А мне хочется попробовать, – вымученно улыбнулась Анна.

– Кто тебе запрещает?

Анна падала вниз. Она чувствовала, пустота перекатывается под ногами, не устоять. Ее охватило недоумение: что еще можно сделать? Она опустилась на предательски мягкий пуфик, он пискнул и сплющился.

Андрей опять оглянулся на дверь. На этот раз достаточно откровенно.

– Посмотри на свет, как красиво! – Анна подняла рюмку, потянулась к Андрею. – За что выпьем?

– За тебя, конечно, – усмехнулся он.

Рюмки мелодично сдвинулись. Тонкий, возникший в воздухе звук напомнил об их непрочности. Анне всюду теперь мерещилась ненадежность. Чувство хрупкости, неустойчивости подмешивалось ко всему.

– За тебя, – повторил Андрей и отхлебнул из рюмки.

Анна увидела, он замер, прислушиваясь, горло напряглось, остановив затянувшийся глоток. Андрей поперхнулся и закашлялся.

– Дать водички? – спросила Анна.

– Погоди, – быстро сказал Андрей, уже прямо и нетерпеливо глядя на дверь.

Послышались приближающиеся железные шаги. Громче, ближе, ближе. Шаги оборвались у их двери. В дверь уверенно постучали. И вдруг Анна, по тому, как Андрей весь подался вперед, сбросив локоть со стола, по откровенному ожиданию в глазах, поняла мгновенно и ясно: он знает, кто там, за дверью. Ждал этого весь вечер. Дождался.

– Войдите, – равнодушно сказал Андрей. Кашлянул. – Надо же, не в то горло попало.

Дверь беззвучно отворилась. Ничего страшного, на первый взгляд во всяком случае. Просто женщина в белом плаще. В круг света настольной лампы ступили полные ноги в черных туфлях. Женщина повела рукой по стене, привычно, не глядя, нашарила выключатель. Зажегся свет под потолком. Женщина улыбнулась. Простое, прочное лицо, еще не старое. Такой она была много лет назад и еще долго будет оставаться такой же, грубо моложавой. Нет, ее лицо не предвещало ничего опасного. Ее взгляд, здороваясь с вещами, обежал комнату. Толпа хрусталя за стеклом полыхнула ответно.

Под мышкой женщина держала черную моську, тупорылую, с кровянистыми подтеками под глазами. В матерчатой сумке, оттягивающей другую руку, копошилось еще что-то живое.

– Андрей Евгеньевич, здравствуйте. – Голос был чуть подобострастен. Кивок Анне и безразличная улыбка, просто знак, что ее увидели, заметили, да, она тут. – Уж извините, что без звонка. Была у подруги. Думаю, зайду, вдруг застану кого.

Женщина спустила собачонку на пол, и та, беспокойно подергиваясь, забегала по комнате.

– Пятнышко! А тут царапина. – Женщина провела плотной ладонью по столешнице. – Клеенку бы постелили, скатерку какую, а сверху хоть целлофанчик. Как же так, Андрей Евгеньевич?

Она неодобрительно покосилась на Анну.

– Пятнышко, гарнитур какой! – горестно приговаривала женщина. – Ковер тоже. Мебель по нему двигали. Облысеет в два счета. Ведь на один месяц всего…

Она близоруко наклонилась, ногтем поскребла по столу, сцарапывая что-то маленькое, прилипшее.

– Пятнышко, пятнышко, – словно погруженная в забытье, тихо причитала женщина, – ах, батюшки, и абажур сожгли. Под цвет подбирала. – Огорчение ее было непритворно.

– Эдик же договорился. Все потом. – Недовольный взгляд Андрея пересек путь женщины, и она, качнувшись, резко остановилась, будто наткнулась на невидимую преграду. Она испуганно взглянула на Андрея и уронила тяжелые руки.

– Ну да. Это я не к тому. – Женщина заговорила заученно, словно припоминая вызубренное наизусть. – Сейчас… Значит, так. Вы уж извините, Андрей Евгеньевич, сестра ко мне приехала. На ту квартиру взять, куда? Теснотища. В такой закваске живу. А тут сестра приехала.

– Александра? – невольно вырвалось у Анны.

– Почему Александра? – обиделась женщина. – Просто сестра. А хоть бы и Александра, тебе-то что? – неожиданно грубо сказала она.

Женщина поставила на пол тяжелую сумку, достала из нее что-то зеленое, змеисто-гладкое, встряхнула, повесила в шкаф.

– Вот кто одевается… – Голос стал тягучий, мечтательный. Развернула, любуясь, длинную сквозную рубашку. Вдруг она поклонилась Андрею:

– Уж извините, комнату я больше сдавать не буду.

Тут из раздутой сумки одна за другой полезли коротконогие мохнатые моськи со сплющенными мордами. Они суетливо разбежались по комнате, негромко повизгивая. Одна из них вынырнула из-под стола и начала шумно обнюхивать Анне колени, забралась мордой под юбку. Анна с отвращением оттолкнула ее, и собачонка, злобно тявкнув, отскочила. Но сейчас же из нее выкроилась еще пара таких же собачонок, и Анне показалось, комната кишит этими черными тварями. Чьи-то тонкие кривые лапки мелькнули, и хитрая мерзкая рожица выглянула, раздвинув бахрому низкого кресла.

«Черти…» – равнодушно подумала Анна.

– Что ж, – сказал Андрей.

Он торжественным старинным жестом подал руку Анне, и она покорно поднялась. Женщина молча и пристально смотрела на ее необутые ноги в колготках. Туфли Анны были еще сырые. «Не успели высохнуть, – подумала Анна. – Как все быстро…»

Анна оглядела комнату. Странно. Ее вещей нет. Только плед на батарее сушится. Андрюшин плед. С собой надо бы взять.

– А где моя сумка? Там мой халат и все? – Голос Анны стеснился и оборвался. Она задохнулась. Она еще раз оглядела комнату, стараясь зацепиться взглядом хоть за что-нибудь.

– Лапоть сумку увез. К твоей матушке, – недовольно сказал Андрей.

Вот оно что! Так это Лапоть все подстроил. А Андрюша, может, и не знал. Или он знал, что эта женщина придет со своими собачонками, чтобы выгнать меня? Нет, Андрюша не мог все знать. Иначе зачем он принес цветы?

– Кефир свой не забудь, – равнодушно сказала женщина, уже по-хозяйски располагаясь в комнате. – Ну что за люди пошли, честное слово? Рваный пакет на такую мебель ставят…

Анна как вышла из подъезда, так и остановилась.

Тяжелая капля упала откуда-то сверху, с карниза, поползла по ее щеке.

– Чертовски глупо. – Андрей вздохнул и почесал мизинцем бровь. – Как теперь быть? Даже не знаю.

Анна молчала, прикованно глядя на него. Что делать? Не могут же они так до конца жизни стоять у этого подъезда. А идти некуда. Некуда. Значит, она пойдет к себе домой, а Андрюша… Куда он пойдет? Он просто больше не любит. А я? Я не могу, не могу без него. Все бросить, уехать. Вылечу его, там, куда мы уедем… Он же болен. Лапоть тут, конечно, постарался. Читает ему ту страшную книгу. Кожа истлела, завернулась заусенцами.

Чьи-то глаза плавают за плечом Андрюши. А ниже… Кто это? Морда длинная. А… это водосточная труба.