– Если хочешь, мы съездим за Анилой. Надеюсь, мне удастся уговорить командование отпустить меня на неделю-другую.

– Нет… – медленно ответила Ратна, не поднимая взора и теребя край сари. – Пока не стоит.

Джей обнял ее.

– Нам надо успеть пожениться. Я постараюсь поскорее найти священника. Тебе придется ответить на его вопросы. Я научу тебя, что говорить.

Ратна уткнулась в его грудь. Запах Джея никогда не казался ей чужим, и его сердце билось в том же ритме, что и ее. И даже его слова казались ей понятными и простыми, потому что он произносил их тем голосом и тоном, которые согревали душу.

Джей не требовал, чтобы она во всей полноте и безоговорочно приняла его веру. Он соглашался с тем, чтобы в их жилище был алтарь индийских богов, вроде того, что он увидел здесь: низкий столик, увитый цветочной гирляндой. Там стояла медная чаша с маленьким светильником, крохотные сосудики с какими-то цветными порошками и тарелка из банановых листьев с жертвенной пищей.

Его поражала и восхищала простота, непосредственность и естественность индийцев во всем, что они делали: любили, жили, умирали, совершали религиозные обряды.

Джейсону Блэйду было стыдно, что он явился сюда в числе тех, кто нес новые порядки, разрушения и войну. На фоне этого возможность сделать счастливой одну-единственную индийскую женщину была равна бриллианту, найденному в куче золы.

«Здравствуйте, Грейс! Я буду одинаково жесток, если отправлю свое письмо и если не стану этого делать. То же самое можно сказать и о нашем несостоявшемся браке. Я поступил подло, бросив вас у алтаря, но повел бы себя не лучше, женившись на вас, потому что таким образом по моей вине пострадали бы сразу две женщины. Рано или поздно я все равно бы узнал, что та, с которой я был связан прежде (я ничего вам не говорил, но уверен, что ваша тетя упоминала о некоей индианке), находится в Варанаси и что она родила от меня ребенка. Мне пришлось бы или предать ее, или обманывать вас. Знаю, что фраза о том, что вы достойны лучшего мужа, чем я, звучит банально и пошло, но это действительно так. Не смею просить прощения, хотя меня разрывает стыд и мне искренне жаль, что так получилось. Я желаю вам счастья, и пусть все поскорее забудется. Джейсон Блэйд».

– Каков наглец! – воскликнула Флора, на всякий случай вскрыв и прочитав письмо прежде, чем отдать его племяннице.

Грейс думала о другом: о своих мечтах, которые только вчера цвели и сверкали, тогда как сегодня поблекли и умерли.

Несколько часов назад обрамленные цветочными гирляндами розетки на потолке, поблескивающие золотом медальоны на стенах, пушистый и яркий ковер под ногами вызывали в ней раздражение и усиливали горе, а сейчас ей было все равно. Ей больше не хотелось смахнуть на пол изящные безделушки с консолей и шифоньерок и разбить вазы с цветами. Пусть все остается как есть: прошлого не вернешь и ошибок уже не исправишь.

– Он втоптал твои чувства в грязь! – заключила Флора.

– Он просто последовал своим.

– Ты столь великодушна?

– Нет, я его не прощаю.

– Нельзя позволять так обращаться с собой! – подхватила Флора. – Хочешь, я его уничтожу? Это в моей власти.

– Я не желаю мстить. Если он заслуживает наказания, пусть это сделают Бог или судьба.

– В подобном случае не стоит уповать на Бога. У него свои представления о справедливости.

Флора чувствовала себя уязвленной тем, что какой-то бедный молодой офицер посмел обмануть ее и унизить. Теперь ее имя и имя ее племянницы трепали по всему городу.

Грейс не интересовало, что скажут люди. Она была озабочена своим внутренним состоянием, своей судьбой.

Выйдя из комнаты, девушка увидела, что нигде не осталось и следа несостоявшегося свадебного приема. Грейс так и не узнала, куда подевались изысканные яства и что Флора сказала гостям. Гуляя по саду, вдыхая жаркий воздух, насыщенный ароматом фиалок, бугенвиллей и роз, она вспоминала Англию и говорила себе, что ни там, в пансионе для бедных девушек, ни здесь, в Индии, в богатом особняке тетки, она не была и не будет хозяйкой своей судьбы.

Спустя несколько дней Грейс отправила подруге короткое письмо:

«Дорогая Эйприл! Спасибо за поздравления, но свадьба не состоялась по вине моего, теперь уже бывшего, жениха. Мне слишком больно об этом рассказывать, потому позволь опустить подробности. Напишу лишь, что если я и любила Джейсона Блэйда, то далеко не всем сердцем, как и он меня. У нас мог бы получиться хороший союз, но не более того. Возможно, этот брак устроил бы меня, но не Джейсона. Если даже наши пути проходят очень близко, они никогда не смогли бы слиться в один. Мне лишь непонятно, почему у него не хватило храбрости вовремя отменить свадьбу? Ведь его самого когда-то бросила невеста, но она заранее и честно написала об этом.

Ты не поверишь, Эйприл, но я тоскую по Лондону, по тем временам, когда мы жили в пансионе. Здесь у меня нет ни одного близкого человека. Что толку в богатстве? У меня не осталось никакой надежды на то, что я кого-либо полюблю и что кто-то полюбит меня. Твоя подруга Грейс».

– На каждом этаже находится по два коридорных надзирателя, на центральном посту сидит дежурный, а на вышках – часовые, – сказал Санджит.

– Мне кажется, нам не удастся сбежать без посторонней помощи, – заметил Арун.

Собеседник не ответил, как случалось уже не однажды. Аруну всегда казалось, что он знает намного больше, чем говорит.

Стояла жаркая, влажная, душная ночь. До того времени, когда раздастся привычный грохот отворяемых и запираемых металлических дверей, оставалось несколько часов, а сейчас лишь кто-то где-то кашлял, храпел или стонал.

– Что мне делать с куском жести, который ты мне передал? – спросил Арун.

– Если его наточить, он станет острым как бритва.

– А как это сделать?

– Шлифовать о стену. Только осторожно, пока в коридоре никого нет.

– А что потом?

– Не спеши. Сначала надо сделать эту работу.

Аруну нравилось, что Санджит умеет внушать человеку спокойствие и уверенность в себе, равно как подчинять чужую волю.

Он рассказал, что англичане отняли у клана, возглавляемого Дамаром Бхайни, почти всю землю, потому что раджпуты не смогли предъявить на нее документы, а то, что осталось, обложили непомерным налогом – даже пустоши, на которых ничего не росло.

– Какие документы, если клан владел землей на протяжении многих веков! – в сердцах заметил Санджит.

Арун понимал, что, если он хочет отправиться вслед за этим человеком, ему придется идти неведомо куда и заниматься неведомо чем, но это его не пугало. С некоторых пор мало что вызывало в нем истинное волнение.

Вспоминая о Соне, он думал о том, что значит ощущать опьяняющий трепет любви и жизни, иметь все и в то же время всегда чего-то желать. Сознание того, что такое никогда не повторится, превращало его сердце в камень.