— Унаследовала самостоятельность своей матери, — заметил я, тщетно стараясь поскорее забыть употребленное Линой выражение «наш семейный праздник».

— Ярмарка тоже была целиком и полностью ее идеей, — продолжала Лина, пропустив комплимент мимо ушей. — Я узнала об этом лишь задним числом.

— Да, я, признаться, тоже был слегка ошарашен. — Я вздохнул, вспоминая нашу беседу в крохотном закутке за стендом. — Она застала меня врасплох.

— Она говорила, что ты вел себя как-то странно.

Я кивнул:

— Происходят странные вещи.

— Так ты из-за этого приехал?

Я взглянул на стоящую передо мной чашку. Кофе был отличный — крепкий, горячий, заваренный из экологически чистых зерен во френч-прессе. Лина пила кофе с молоком или сливками, я же всегда предпочитал черный, и она это помнила.

— Я приехал, поскольку беспокоюсь за вас, — сказал наконец я.

Лина хотела было что-то сказать, однако я поднял руку в знак того, что еще не закончил и собираюсь все объяснить.

— У меня появился… ну, скажем, фанатичный поклонник, — начал я. — Весьма педантичный поклонник, который обижается всякий раз, как находит в моих книгах какую-нибудь ошибку. Он считает своей обязанностью привлечь мое внимание к допущенным неточностям, указать на недостатки и продемонстрировать, как в действительности обстоит дело.

Лина всплеснула руками.

— Таких всегда было хоть отбавляй, — заметила она. — Я даже помню некоторые из приходивших тебе писем.

— С этим все по-другому, — прервал я ее. — Он желает показать мне, как все должно быть. Понимаешь, что это значит? Показать!

Брови Лины поползли вверх.

— Ты имеешь в виду…

— Он убивает людей! — воскликнул я.

Прошло несколько секунд, в течение которых ни один из нас не проронил ни слова. Лина рассматривала меня с таким видом, будто ожидала, что в любую секунду я могу либо рассмеяться, либо расплакаться.

— Он моделирует сцены из моих книг, тщательно, до мельчайших деталей, чтобы показать мне, что я ничего не смыслю в том, что описываю. Как какой-то учитель, который правит мое сочинение, вот только он не довольствуется тем, чтобы просто исправлять ошибки красным — или, во всяком случае, он делает это не чернилами.

Лина покачала головой:

— Франк, а ты уверен…

— Вернер мертв, — сказал я.

На мгновение во взгляде Лины мелькнуло замешательство, как будто для того, чтобы вспомнить это имя, ей пришлось искать ящик, куда она его убрала и которым давно не пользовалась.

— Его убили в отеле «Мариеборг» в точности так, как я описал это в романе «Что посеешь».

— Я не читала этот роман, — тихо сказала Лина.

— Это ничего не значит. Уверяю тебя, что умирать подобным образом не особо приятно, однако кто-то не поленился реконструировать все до мелочей.

— Зачем?

Я пожал плечами:

— Чтобы поиздеваться надо мной, преподать мне урок, наказать меня — кто знает?!

— А полиция что говорит?

— Они считают, что кто-то убил его из мести.

— Так ты что же, не рассказал им о своем «поклоннике»?

Я покачал головой:

— Я не мог. Линда Вильбьерг тоже мертва. Ее убили, когда я был наверху… — Я умолк, заметив, как отреагировала на это имя Лина — в глазах у нее появилось выражение усталости и безразличия.

— Тебе нужна помощь, Франк.

— Мне нельзя идти с этим в полицию, — парировал я.

— Я не это имела в виду, — сказала Лина. — Мне кажется, тебе нужна помощь психотерапевта.

Я обеими руками схватил ее за руку.

— Мне нужно только одно — чтобы ты мне верила, — воскликнул я.

— Зачем? Что я могу сделать?

Она попыталась высвободить руку, однако я ее не отпускал.

— Ты можешь защитить нашу дочь.

Лина вскочила из-за стола так резко, что я не удержал и выпустил ее руку.

— Что?!

— Думаю, я сам смогу с этим справиться, но все же…

— Что с Вероникой?

— Возможно, она следующая его жертва.

— Ты болен, Франк! — вскричала Лина, отшатнувшись от меня.

Я выставил руки перед собой, желая ее успокоить:

— Нет, погоди…

— Если от кого ее и надо защищать, так это от тебя! — Лина покачала головой. — Ты постоянно был для нее самой настоящей угрозой. Ведь ты никогда не мог отделить свои фантазии от реальности, не так ли? Все, что случается в действительности, для тебя лишь очередной сюжет, да? Что-то, что можно использовать, о чем можно написать. И что же, теперь все написанное тобой начинает сбываться?

Я сделал отрицательный жест.

— Ты не понимаешь, — попытался возразить я. — Может, все так и выглядело, но теперь…

— Тебе необходима помощь, Франк.

Я поднялся и начал обходить стол, направляясь к Лине.

— Нет! Держись от меня подальше, Франк! От меня и моей семьи, слышишь?! — Она сделала еще один шаг назад и взялась за ручку двери, ведущий в маленький садик позади дома.

— Лина, позволь же мне…

— Проваливай, Франк!

Почему она не хочет мне поверить? Если бы не ее взгляд, я бы сгреб ее в объятия и сжимал до тех пор, пока бы она не выслушала и не поняла все. Однако в ее глазах пылала ярость и — еще хуже — нескрываемый страх.

— Так вот, — начал я, стараясь говорить как можно спокойнее, — как я уже сказал, мне кажется, я смогу все уладить, так что до этого не дойдет…

Лина продолжала смотреть на меня все с тем же выражением в глазах.

— Я, разумеется, сейчас уйду, — продолжал я. — Только…

Я почувствовал, что в горле у меня пересохло.

— Только береги наших девочек, ладно? — попросил я срывающимся голосом. В это мгновение мне стало ясно, что я никогда больше не увижу Лину и дочерей. — Скажи им, что… Скажи им, что мне очень жаль. Я знаю, что требую от тебя слишком многого, но скажи им, что я люблю их больше всего на свете.

Лина поднесла руки к лицу и прикрыла ими рот. В глазах ее блеснули слезы. Я попятился назад, развернулся, вышел из кухни и поспешил к входной двери.

— Я и тебя люблю, Лина. И всегда любил. Помни об этом.

С этими словами я вышел из дома.

Реакция Лины привела меня в ужас.

Я ожидал, что бывшая жена может отнестись к моему рассказу скептически, однако и представить себе не мог, что она наотрез откажется обсуждать эту тему. Очевидно, сообщения о гибели Вернера еще не просочились в прессу. Вполне вероятно, что, как только они появятся, Лина поверит мне. С другой стороны, может, тогда она будет еще больше бояться. Бояться меня.