Коридор привел нас в большую светлую комнату, расположенную в его дальнем конце. Мне она показалась очень уютной: помимо специальной больничной кровати здесь стояли диван, кресло и телевизор с видеомагнитофоном. Окна – их было два – выходили на северо-западную окраину Атланты, а стены были разрисованы под домик Винни на Пуховой опушке.

В комнате Энни мигом скакнула на диван и что-то схватила.

– Смотри-ка! – воскликнула она, показывая это «что-то» Синди. – Наш пульт от телика тоже здесь!

Синди смущенно посмотрела на нас и слегка пожала плечами.

– Простые радости жизни, – проговорила она извиняющимся тоном.

Пока Энни смотрела мультики, Ройер отозвал Синди к дверям и прошептал достаточно громко, чтобы я тоже мог его слышать:

– Сейчас придет сестра, она поставит капельницу и снимет основные жизненные показатели. Я вернусь минут через тридцать и добавлю в капельницу снотворное.

Синди нервным жестом обхватила себя за плечи, и теперь слегка потирала их ладонями.

– Исследование займет минут пятнадцать, не больше, – продолжал Ройер. – Ну а потом… потом пусть Энни спит, пока не закончится действие наркоза, да и после этого я не рекомендовал бы ей сразу вставать. До вечера пусть поваляется перед телевизором, а там будет видно. Думаю, все будет нормально и вы сможете спокойно уехать домой. – Он положил ладонь на плечо Синди и добавил: – Не беспокойтесь, все будет хорошо. Побудьте пока здесь.

Синди кивнула в ответ и набросила на себя потрепанный свитер, который держала в руках с тех пор, как вышла из машины.

Я тем временем устроился в кресле и, схватив какой-то журнал, уткнулся в него носом. Я попытался придать своему лицу туповатое выражение, да и очки я не снимал, пока не убедился, что медсестру, явившуюся ставить Энни капельницу, я никогда раньше не видел. В комнату заходили и другие медсестры, одетые в голубые и розовые халаты, на которых были изображены смеющиеся мордашки клоунов, и яркие пластиковые бахилы. Каждая из них старалась сказать Энни хотя бы несколько слов, и хотя на меня они внимания не обращали, я невольно нервничал, когда сестры и нянечки слишком задерживались в комнате. Нервничала ли Энни, я сказать не могу – даже если ей и было страшновато, она успешно это скрывала. Сестры переодели ее в ночную рубашку, помогли надеть большие красные тапочки, протерли спиртом кожу на руке.

Когда игла капельницы вонзилась ей в вену, Энни слегка поморщилась, и по ее щеке скатилась одинокая слеза. Синди, крепко прикусив губу, вытерла ее платком и, сев на кровать с другой стороны, взяла девочку за руку. Я в это время стоял у дальней стены и крепко прижимался спиной к подоконнику, боясь, что не выдержу и начну вести себя как тот человек, которым я был когда-то.

Чтобы обеспечить достаточное количество жидкости в организме, Энни через капельницу вливали физраствор. Ей принесли чашку колотого фруктового льда, который велели жевать. Ко льду Энни не притронулась, продолжая поверх наших голов смотреть телевизор, укрепленный довольно высоко на стене. Минут через десять она неожиданно выключила телевизор, потом не глядя нажала на боковинке кровати кнопку, автоматически поднимавшую изголовье. Приняв полусидячее положение, Энни посмотрела на меня.

– Риз?

– Да? – С трудом отлепившись от подоконника, я подставил к ее кровати стул и сел.

– А ты будешь здесь, когда я проснусь?

Я кивнул, боясь, что мой голос может сорваться.

Она протянула руку ладонью вверх, и я вложил в нее свои пальцы. Тогда Энни слегка приподнялась на кровати и повернулась ко мне; она как будто хотела сообщить мне какой-то секрет – во всяком случае, она несколько раз кивнула головой в знак того, чтобы я наклонился ближе, и несильно потянула мою руку на себя. С беспокойством покосившись в сторону Синди, Энни прошептала:

– Я не хочу, чтобы тетя сидела тут, пока меня не будет, и беспокоилась. На третьем этаже есть очень хорошее кафе – отведи ее туда и купи ей пирожное с шоколадом и малиновой начинкой!

Я улыбнулся и кивнул.

– Ладно.

– А еще… – Энни высвободила руку и, ухватившись за цепочку с золотым сандаликом, повернула вокруг шеи, нащупывая замок. Довольно ловко расстегнув его одной рукой, она сняла цепочку вместе с брелком и положила на мою раскрытую ладонь. – Пусть это побудет у тебя, ладно?

Я опустил взгляд и, сжав пальцы, машинально провел ими вдоль выгравированных на сандалике букв. Мне потребовались все мое мужество и сила воли, чтобы сдержать поток слез, готовый смести все мои внутренние барьеры. «И дам вам сердце новое…»

– Знаешь, что мне сказала моя мама, когда уезжала в… в последний раз?

Я покачал головой.

– Она сказала, что видела во сне мою операцию и доктора, который вложил в меня здоровое, сильное сердце. Еще она сказала, что шел дождь, часы показывали одиннадцать часов и одиннадцать минут, а у доктора на сгибе локтя был пластырь.

– А твоя мама не сказала, как закончилась операция?

Энни улыбнулась.

– Нет. Она проснулась раньше.

В комнату вошел Ройер. Присев на кровать с другой стороны, он слегка потрепал Энни по плечу.

– Ну вот, молодчина, – проговорил он, поднимая шприц и внимательно разглядывая трубку, которая шла от пластикового мешка с физраствором к игле. – Это снотворное. Сейчас я введу его в трубку через этот вот автоматический клапан, который мы называем «свиной хвостик». Когда ты начнешь храпеть, мы отвезем тебя в палату, а твоя тетя и твой личный шофер подождут тебя здесь, о’кей?

Энни понравился «свиной хвостик» и то, что она начнет храпеть. Еще ей понравилось, что Ройер назвал меня ее личным шофером.

– Я хочу еще раз взглянуть на твое сердечко, и взглянуть как следует, – продолжал Ройер. – Это может быть очень важно, но много времени не займет. Когда я закончу, то снова привезу тебя сюда. Когда ты проснешься, сможешь смотреть мультики сколько пожелаешь… – Из кармана он достал небольшой серебряный колокольчик, очень похожий на те, в которые люди из Армии спасения звонят на Рождество, и положил Энни на колени. – Ну а если я тебе срочно понадоблюсь – перед исследованием, после или во время него, – сразу звони, договорились?

Энни взяла колокольчик и несколько раз позвонила на пробу. Звук колокольчика был высокий, мелодичный, и девочка осталась довольна. Ройер тем временем поднялся и потянулся к капельнице, а я снова отошел к окну и встал там. Когда все лекарство перекочевало из шприца в трубку, Ройер сказал:

– Ну вот, готово. Теперь нужно немного подождать, и начнем…

Он уже шагал к двери, когда Энни неожиданно окликнула его:

– Доктор Ройер?..

Врач обернулся.

– Вы кое-что забыли.

– Ах да, конечно! Прости пожалуйста…

Ройер снова подошел к кровати, опустился на колени и, закрыв глаза, взял Энни за руку. Она тоже зажмурилась, а Синди пересела на кровать в ногах девочки и обняла ее за укрытые простынями лодыжки.