— Ах, Таннер, — Эбби подошла к нему и бессознательно положила руку на плечо Макнайта. — Но ведь детей-сирот можно привести сюда. В доме так много комнат! Вокруг такая территория! В одной из комнат можно устроить класс и можно каждый день кормить детей вкусным обедом!

К удивлению Эбби, Таннер сдался без сопротивления. Эбби уже давно пришла к выводу, что существуют два Таннера Макнайта. Один выслеживал людей за деньги. Он был суровым и беспощадным, мог убить без всякого сожаления. Был и другой Таннер, Он давал своим лошадям забавные клички и никогда не смеялся над ее страстью к сочинительству. Этот второй Таннер вытащил молоденькую, глупенькую девушку из грязи, спас ее от змей и бандитов. Эбби подозревала, что он с состраданием относится к детям.

— Спасибо вам, Таннер, — прошептала Эбби.

— Я сказал только, что не буду возражать. Договариваться с Хоганом вам придется самой.

— Куча детей? Здесь? — кричал Виллард Хоган из-за массивного стола в своем кабинете. Трое секретарей не сводили глаз с Эбби, наблюдая, как она себя поведет.

— Вам не следует кричать, — спокойно заметила Эбби, скрестив руки на груди.

Хоган поперхнулся, откашлялся и беспомощно оглянулся по сторонам.

— Вон отсюда! — прорычал он в сторону секретарей. Как только они выскользнули за дверь, старик посмотрел на Эбби. — Если ты хочешь, чтобы я сделал пожертвование в пользу сиротского приюта, я согласен.

— Ах, Господи! Какая великолепная мысль, дедушка! — Эбби обворожительно улыбнулась, но ее решительности не убавилось ни на йоту. — Если вы сделаете пожертвование, а я буду их учить, то можно считать, что этим детишкам просто повезло. — И, не давая старику вставить слово, девушка добавила: — Знаете, мама всегда говорила, что душа человека формируется в детстве. Если дать ребенку любовь, надежду и образование, то в жизни он сможет совершить невероятно много.

До сих пор они избегали говорить о Маргарет. Эбби полагала, что это происходит из-за того, что дедушка рассматривал разрыв с дочерью как одну из самых серьезных неудач в своей жизни. Со стороны Эбби было крайне рискованно упомянуть мамино имя в таком серьезном разговоре. По подергиванию кадыка на шее дедушки Эбби поняла, что на сей раз она попала в самую точку.

— Нет никакой гарантии, что кто-нибудь из них скажет тебе спасибо.

Эбби задумалась, уловив горечь в словах старика. Ей показалось, что пришло время поговорить о прошлом, а не о настоящем.

— Мама любила папу так сильно… — у Эбби перехватило дыхание. Только сейчас она действительно поняла, как сильно ее мама любила Роберта Блисса. Настолько сильно, что бросила обеспеченную семью и отказалась от блестящего будущего. Теперь Эбби осознала это особенно остро, потому что ради Таннера готова была сделать то же самое. Разница заключалась в том, что Роберт Блисс желал, чтобы Маргарет ушла из семьи. Он очень мало ценил деньги и блага, которые можно на них купить. Он ждал, что она все бросит и пойдет за ним. Таннер Макнайт хотел строить свою жизнь сам, и это не позволяло ему принять наследство Эбби. Но, хотя Эбби с радостью пожертвовала бы своим богатством, лишь бы Таннер любил ее, Макнайт и слышать об этом не хотел.

Дедушка повернулся на своем кожаном кабинетном стуле спиной к столу, и взору его открылись зеленые, хорошо ухоженные газоны и лужайки.

— К сожалению, твоя мать любила его так сильно, что ни одного закуточка в ее сердце не осталось для меня.

Даже брошенный мальчик-сирота не смог бы вызвать в женщине больше сострадания, чем убитый горем дед.

— Неужели вы никогда не смогли бы смириться с тем, что мой папа является мужем вашей дочери?

Виллард Хоган напрягся.

— Если бы он не был таким прямолинейным и жестким, я бы, наверное, смирился, но он… он… — старик совсем сник под пристальным взглядом Эбби.

— Вы и мой папа так похожи.

— Черта с два?

— Так похожи, что я хорошо понимаю, почему мою маму тянуло к нему.

Упрямый старик едва не заскрипел зубами.

— Моя мама всю жизнь была предметом любви. Сначала ее любил отец, потом муж. Она была хорошо образованна, она была самым добрым и жизнерадостным человеком из всех, кого я знаю. Полагаю, это единственное основание, по которому все блага, которые должны были принадлежать ей, перешли ко мне. Именно поэтому я хочу привести сюда сирот. И у вас нет причин мне отказать.

— Ну, тогда объясни мне одну вещь. Скажи, почему за долгие годы она ни разу не написала мне? Скажи, почему она даже не рассказала тебе о моем существовании?

Эбби и сама раздумывала над этими вопросами.

— Папа… он был человеком строгих взглядов.

— Ты хочешь сказать — неколебимым?

— Да, пожалуй. Он был таким, как вы. Мама никогда открыто не возражала ему. Я думаю, она всеми силами старалась сохранить мир в семье. А еще она, наверное, думала, что ничего не зная о ней, вы не сможете больше вмешаться в ее жизнь. — Эбби нервно покусала губы. — Неужели она ошибалась?

Положив массивную голову на подголовник, старик погрузился в изучение потолка. Резной, расписанный сценами из жизни богов потолок отвечал самому высокому художественному вкусу. Не многие особы королевской крови жили в такой аристократической роскоши, как Виллард Хоган. Но Эбби знала, что никакое богатство не сможет заменить любви и тепла, которые дарит человеку семья.

— Я сказал ей… — старик откашлялся, — Когда я в последний раз видел ее, я сказал… что, если она выйдет замуж за Блисса… я перестану считать ее своей дочерью.

Эбби тяжело дышала. Так вот оно что! Слова, сказанные в гневе, разлучили их на долгие годы. Навсегда. Мама должна была понять, что когда-нибудь ее отец пожалеет об этом, написать ему. Но, очевидно, Роберт Блисс запретил ей это. Господи, сокрушалась Эбби, какая польза от этой глупой ложной гордости?!

Подталкиваемая состраданием, она обошла вокруг стола и опустилась перед дедушкой на колени. Взяв его руки в свои, молодая женщина заглянула в глаза старика и увидела боль и сожаление, которые таились в них.

— Дедушка, давай не будем повторять ошибок прошлого.

Виллард Хоган крепко сжал ладошки внучки.

— Давай не будем. — Он постарался улыбнуться. — Полагаю, что я должен оставить всякую надежду на то, что ты согласишься выйти замуж за Патрика?

Эбби кивнула. Старик поерзал на стуле, однако рук внучки из своих не выпустил. — Ну, хорошо. Но тебе придется смириться с моим желанием и ни на шаг не удаляться от поместья, пока мы не обнаружим, кто покушался на твою жизнь.

— А детишки из сиротского приюта? Могу я привести их сюда?

С некоторым раздражением старик ответил:

— Если ты хочешь, чтобы эти голодранцы целыми днями бегали по дому, ну что ж… будь по-твоему. — Улыбка его угасла, и каждый из шестидесяти с лишним лет отразился в лице и фигуре. — Эбби, я так рад, что ты вернулась домой.