Она торопливо вспоминала грехи, как человек, опаздывающий на поезд, собирает чемодан и понимает — как будет трудно без забытых вещей. Вспоминала гнев, лень, гордость, апатию, которая — уныние. И при этом больше всего боялась двух вещей. Батюшка поймет, кто она такая: кто-нибудь из алтарников рассказал про две машины с мигалками. И не столько ожидая богатого дара, сколько по модной привычке, примет исповедь без вопросов. Или, наоборот, будет строг, спросит, когда была в церкви последний раз, венчан ли брак, от которого ждет ребенка?

Кстати, этот грех — невенчанную, и даже добрачную беременность — она уже исповедовала в храме Христа Спасителя. Батюшка держался сурово, но она ощущала кредит прощения, выданный ей, как президентской жене. А как будет, если спросит сейчас?

Но батюшка — пожилой, сухонький, с небольшой бородкой, избрал среднюю линию. Не спрашивал, кто она, а про ее состояние лишь спросил, законен ли брак. Татьяна прошептала: «Да», батюшка кивнул, покрыл голову епитрахилью, указал поцеловать крест и Евангелие. Не торопил. Благословил причащаться, и Татьяна отошла, уступив место бабушке с листочком грехов в руках.

Стало легче: отошел страх, да и, вообще, радость, какая бывает после любого, наконец-то совершенного трудного дела. Но осталось что-то неприятное, что-то точившую душу. «Я же планирую обман.

Пусть „ложь во спасение“, но все равно. Господи, помилуй!»…

«Благослови, владыко», — раздался крепкий баритон дьякона. «Благословен Бог наш, всегда, ныне, присно и во веки веков», — ответил чуть надтреснутый голос батюшки. Татьяна перешла в облюбованный уголок храма и присоединилась к молитве.

Сообразила, что сейчас, в Великий пост, служится Литургия Преждеосвященных Даров — значит, служба будет дольше обычной. Но стояла легко, даже ни разу не захотелось присесть на скамейку. Бабушки метались на колени, она плавно кланялась. Хор пел слаженно, красиво и от души, лучше, чем в иных соборах.

Когда старушка из свечного прилавка обходила храм с подносом, Таня издали увидела: кладут металлические или замусоленные бумажные десятки, лишь с краю синел чей-то полтинник. Поругала себя за неготовность: не дать ничего было бы плохо, а кинуть сверху тысячу — еще хуже. К счастью, в кармане нашлась сотня, верно, от питерского приключения.

Причастилась. Отошла к своему месту, потом приблизилась для прощального благословения, Поняла, что не может выйти из храма, ничего не сделав с мучавшей ее лжинкой. Поэтому, когда батюшка протянул ей крест, тихо сказала:

— Пожалуйста, благословите меня помогать людям, спасать их.

Последние слова проговорила быстро, не желая, чтобы батюшка их расслышал. Но он расслышал и спросил:

— От чего спасать, дочь?

— От разных трудных проблем, — так же торопливо сказала Татьяна.

— Надеюсь, вы не целительница? — спросил батюшка, насупив брови. Выглядел не как сердитый священник, а как пожилой учитель, столкнувшийся с попыткой обмана.

— Что вы, батюшка? Я бы это исповедовала, — искренне сказала Татьяна. — Помогать людям, которые даже не могут выйти из своей квартиры.

Батюшка уточнять не стал и благословил.

* * *

Столбов приземлялся в Челябинске, когда ему сказали, что с ним хочет неотложно поговорить президент Соединенных Штатов. «Ему же скоро баиньки, — подумал Столбов. — Эк, потянуло поговорить. ЦРУ даром хлеб не ест, доложили быстро, оперативно и правильно».

— Господин Столбов, как вы считаете, такие события, как инцидент в горах Кушанстана, способствуют улучшению взаимоотношений между нашими государствами?

— Безусловно, способствуют, — ответил Столбов. — Стратегические партнеры должны знать, на что способен каждый из них. Такое понимание делает принятые решения более взвешенными и продуманными.

— Непосредственно сам инцидент стал возможным по вашей личной инициативе? — спросил американец.

Столбов даже обиделся. Постарался, чтобы собеседник уловил ответную обиду:

— В России серьезные политические решения принимают не генералы, а исключительно лидер страны. Мне бы хотелось верить, что и у вас центр принятия столь же серьезных решений расположен в Белом доме.

Собеседник не обиделся, а спросил:

— Зачем вы это сделали?

— В девяностые годы я не раз слышал, что Россия будет счастливой страной, если научится брать пример с Соединенных Штатов. Мы взяли с вас пример: сделали то, что считали нужным для блага и в интересах своей страны.

После короткого молчания американец продолжил:

— По вашим прогнозам, как произошедший инцидент повлияет на ваши отношения с Кушанстаном и другими странами региона?

— Улучшит взаимопонимание. Особенно в отношениях с Кушанстаном. По самым последним известиям, полученным мною, версия о том, что на один горный объект, а также окружающую инфраструктуру напали боевики-исламисты, окончательно стала официальной версией.

— Так вы уверены, что Кушанстан промолчит о случившемся, даже когда не будет сомневаться, что произошло на самом деле?

— Видите ли, господин президент, — Столбов говорил медленно, стараясь подобрать нужные слова, — у мальчишки, который тайно пробрался в сад соседки воровать яблоки, был пойман ею и выпорот, есть две причины сохранить в тайне этот неприятный инцидент.

— Вообще-то, в данном случае в чужой сад забрались вы, — уточнил американец.

— Меняем пример. Если соседка, по непонятной причине, похитила младшую сестренку мальчика, а он пробрался в дом, освободил сестренку и изнасиловал соседку, у нее есть еще больше причин сохранить в тайне инцидент. Хотя, формально, чужих границ она не нарушала.

Американец опять взял паузу. То ли думал, то ли давил смех.

— Мы не намерены официально касаться этого инцидента, пока одна из заинтересованных сторон не сообщит о нем официально, — наконец сказал он. — Но помнить о нем будем и непременно учитывать его в наших будущих отношениях.

— Принимая решение, я подразумевал и этот аспект, — ответил Столбов. — Мы долго наблюдали за тем, что можете вы. Теперь вы убедились, что мы тоже иногда кое-что умеем.

— И как это поможет в наших отношениях?

— Если, к примеру, в Кушанстане или в еще более дикой стране ваши граждане попадут в неприятную ситуацию, то вы можете рассчитывать на нашу квалифицированную помощь, — сказал Столбов.

Американец отшутился и разговор завершился.

— Уф, — громко вздохнул Столбов и озорно оглянулся по сторонам: — Кажись, малой и чужой кровью подняли престиж до новой планки.

На душе стало легко. Да так, что опять почувствовались прежние занозы. Татьяна.

«Она беременна, а я все же мужик», — пробормотал он, нажав кнопку. Слушал несколько секунд. Потом лицо изменилось — удивление и даже страх.