— Вы не могли ошибиться? — после некоторой паузы спросил Сарычев.

Он сам почувствовал, что в этот момент его взгляд сделался необыкновенно тяжелым. Таким впору заколачивать дюймовые гвозди, а человек, сидящий напротив, всего-то прикрыл глаза.

— У этой женщины безымянный и средний пальцы какие-то узловатые. Обычно такое случается, когда надрываются связки. Например, когда-то могла таскать тяжести, — уверенно подтвердил он.

А ведь действительно, однажды Мария жаловалась на то, что несколько лет назад порвала связки. Время было суровое, чего-то она вроде поднимала тяжелое и слегка повредила руку.

Сарычев не сомневался, что Леонид говорит правду. За это его и ценили. Леонид служил официантом в ресторане «Заречье», и вряд ли кто из клиентов ресторана мог предположить, что этот тихий и незаметный человек вот уже два года был информатором Лубянки.

Сарычеву с ним невероятно повезло. Ресторан «Заречье» был одним из первейших мест, где обычно собирались жиганы после завершения дела. В тихих и уютных кабинетах они частенько делили прибыль, отстегивая положенную долю хозяину. Внедриться сюда было практически невозможно. Вариант вербовки также исключался. Облавы ни к чему не приводили, оставалось только приглядывать за жиганами со стороны.

Удача явилась к председателю московской Чека в виде высокого сухопарого блондина с редкой шевелюрой. Его гость выглядел человеком застенчивым, и оставалось только удивляться, каким чудом он сумел преодолеть свою робость, перешагнуть порог грозного кабинета.

Агентом он оказался прирожденным — такие встречаются нечасто, — обладал отменной памятью и наблюдательностью. Не заигрывался, как это нередко случалось с другими, умел вовремя остановиться, реально оценить ситуацию. А его информация всегда отличалась точностью.

Опасаясь спалить столь ценного агента, Сарычев общался с ним с особыми предосторожностями.

— И еще вот что, на левом запястье у нее небольшой кривой шрам.

Игнат Сарычев видел и этот шрам, не однажды им целованный.

— Вы говорили кому-нибудь об этом?

— Как же можно! — искренне удивился Леонид. — Как увидел, так сразу же к вам!

— Хорошо, но только зря ты сюда пришел. Можно было как-то по-другому. Увидеть могут.

Прихлебывая крепкий чай, Леонид усмехнулся:

— Я же не настолько глупый! Посмотрел, что здесь никого не осталось, ну я и шмыгнул. Постовому сказал, что вы вызывали, как свидетеля, мол…

— Ладно, будем надеяться, что все обойдется. Но в следующий раз так не поступай, не следует рисковать. Я же тебе говорил, в магазине на углу сидит наш человек, передашь ему записку, а он уже знает, как с ней следует распорядиться.

— Хорошо, — виновато кивнул Леонид.

— Как часто Кирьян бывает с ней?

— Я видел его два раза. Первый раз я ничего вам не сказал, думал, что случайно… В тот раз дама отчего-то быстро засобиралась, и они ушли. Второй раз их Фрол обслуживал, а он хозяину верней сторожевой собаки служит. Из него слова не вырвешь… В тот раз они в отдельном кабинете сидели.

— И что ты заметил?

— Не хочу говорить лишнего, но я так понимаю, что между ними любовь.

Губы Сарычева дрогнули, и ему очень хотелось верить, что Леонид этого не заметил.

Допив чай, Леонид ушел.

Достав из шкафа личное дело Марины Феоктистовой, в девичестве Завьяловой, Игнат Сарычев открыл его. Красивое, слегка наивное девичье лицо. Наверное, такой она была в старших классах гимназии. Сейчас в ее взгляде сплошная суровость — ничего не поделаешь, профессия накладывает свой отпечаток. Вообще-то странно, что женщина работает в Чека, для этого дела требуется сильный характер и масса дополнительных качеств, которыми женщина не может обладать в силу своих природных особенностей. А такая барышня, как Мария, — красивая, мягкая, интеллигентная — странность вдвойне.

В этом деле имелась еще одна нестыковка, она говорила о том, что на работу в Чека ее направила партия, но в действительности со своей просьбой она обратилась лично к Дзержинскому, и «Железный Феликс» неожиданно размяк под ее натиском. Весьма редкий случай, надо признать. Не очень-то он жалует женщин.

Трудно было поверить, что в ее желании работать в Чека была романтическая основа. Это не расклеивание листовок в темных переулках, где душевная царская охранка могла только погрозить пальчиком хорошенькой девушке.

Здесь игры идут по-крупному. Мужские! За них и голову оторвать могут. Да и самим головы приходится отрывать. А ведь Мария из интеллигентной семьи, потомственная дворянка. Ей больше подошло бы заняться какой-нибудь благотворительностью, организовывать смотры, участвовать в самодеятельности, а она норовит в самое пекло влезть, хочет быть одной из шестеренок карающей машины.

Было в этом что-то противоестественное.

А что, если все это время Кирьян жил у Марии, ведь все говорили о том, что у него появилась какая-то женщина, о которой толком никто из жиганов ничего не знал. А ведь и в самом деле — лучшего места для того, чтобы спрятаться, чем в квартире у Марии, ему не отыскать. Вот картина получается — его по всей Москве ищут, а он себе спокойно на диване лежит да титьки у комиссарши теребит!

Раздался короткий стук в дверь. Сарычев захлопнул дело и сунул его в стол.

— Войдите.

В кабинет вошел Кравчук. Выглядел он отчего-то слегка виноватым. Неужели в чем-то провинился?

Сарычев слегка нахмурился:

— Я-то думал, что уже все разбежались. Время-то уже за полночь. С чем пришел?

— Понимаете, товарищ Сарычев, мне нужно домой в деревню дня на три съездить. Мать у меня одна осталась. Крышу надо подправить, пишет, что заливает, да и поддержать ее как-то надо, а то после смерти батяни она сама не своя стала. Боюсь я за нее!

— Ты же знаешь, что сейчас нам особенно не хватает людей.

— Знаю, товарищ Сарычев, но я отработаю. В два раза больше работать буду!

Игнат только махнул рукой:

— Да куда уж больше-то! Вон время уже за полночь, а ты еще на службе.

— Очень надо, товарищ Сарычев.

Игнат вздохнул:

— Я-то все понимаю, тем более если мать одна… Где ты живешь-то, кажется, под Питером?

— Да в Петергофе.

— Ладно, так и быть, съездишь дня на четыре.

— Спасибо, товарищ Сарычев.

— Рано еще благодарить, — прервал его Игнат. — Одно маленькое дело заодно выполнишь…

— Да все, что угодно!

— Сделаешь вот что, заедешь по адресу, где прежде проживала Мария Сергеевна Феоктистова, и попытаешься узнать о ней все. Кто ее родители, чем занимались, что она делала до того, как стала профессиональной революционеркой.