— Когда мы пришли, дыма не было, — заметил Лундберг. — Я специально посмотрел.

— Я тоже, — поддакнул Борг.

Переминаясь на морозе с ноги на ногу, они какое-то время размышляли, что делать. Изо рта белыми клубами шел пар. Воротник полушубка Борга целиком покрылся инеем.

— Вот я думаю, мой полушубок выдержит ружейную дробь? — вслух спросил Борг.

— С ближнего расстояния — нет.

— Вот именно, и еще надо беречь глаза. А что, если взять приставную лестницу и заглянуть в окно?

— Слушай, не надо.

— В какой из комнат он обычно сидит?

— В той, что слева, рядом с кухней.

— Помоги мне с лестницей. Но надо постараться не шуметь.

Ступая в собственные следы, обметанные по краям настом, они обошли дом. Лестница была прислонена к торцу. Борг подлез под нее, а Лундберг взялся за низ. Обхватив руками одну перекладину, Борг прижал ее к груди, уперся ногами в землю, и это позволило им приподнять лестницу. Пока Борг держал, Лундберг пятился через двор и принимал ее у Борга перекладина за перекладиной. Наконец они донесли эту длинную и громоздкую лестницу до выходившего во двор окна и бережно прислонили к стене дома, чтобы не дай бог не стукнуть.

Лестница надежно стояла в снегу, и констебль полез по ней вверх. Еще одна перекладина, и Борг головой уже окажется на одном уровне с откосом окна, но тут констебль остановился. Затем осторожно потянулся всем телом и нагнулся влево. По нижнему карнизу лежал толстый валик льда, а на стеклах плотной листвой папоротника цвели узоры инея. Быстро приложив ладонь в перчатке к стеклу, он попытался заглянуть внутрь, но рассмотреть ничего не смог; одно он знал наверняка: самого его изнутри видно, поэтому он снова спустился на ступеньку ниже. Молча он внимательно прислушался, но изнутри не доносилось ни звука. Затем Борг крикнул:

— Филипсон! Филипсон, ты там? Спускайся и открывай!

Посмотрев на Лундберга, он увидел, что тот стоит, задрав голову, и держится правой рукой за перекладину лестницы.

— Филипсон! — крикнул Борг. — Ты что, не слышишь?

Констебль стал думать, не разбить ли окно.

Пожалуй, не стоит, а то Филипсону будет сподручнее целиться. Борг стал спускаться. Внизу Лундберг помог ему слезть на землю.

— Будем ломать дверь в прихожую, — сказал Борг.

Они поднялись на крыльцо, и констебль достал из кармана пистолет.

— Отойди-ка.

Он ударил по стеклу рукояткой. Брешь вышла небольшая, от нее пошли длинные трещины, но прочная бумага с внутренней стороны не позволяла стеклу рассыпаться. Он ударил еще в двух местах, и оттуда посыпались осколки, оставляя на перчатках констебля белые царапины. Он просунул руку. Изнутри был вставлен ключ. Борг отпер дверь.

Они вдвоем зашли в прихожую и прислушались. Деревянные половицы лестницы были припорошены кристаллами льда, а обшитые железом края самых верхних ступеней покрывала зернистая наледь.

— Я могу со двора последить за окном, если хочешь, — предложил Лундберг.

— Стой на крыльце, чтобы он в тебя не пальнул, вдруг ему захочется.

— Хорошо, но теперь-то ему должно хватить ума нам открыть, — сказал Лундберг и вышел на крыльцо. — Не возьму в толк, почему он не открывает, — уже оттуда произнес шофер, и в дверном проеме показалось и тут же рассеялось в холодном воздухе облачко белого пара из его рта.

— Видимо, боится, — ответил на это констебль и начал подниматься по лестнице. «Ясное дело, Филипсон боится, — думал он, пока шел вверх. — Он боится».

Борг остановился, когда его голова оказалась на уровне пола второго этажа. Пол под дверью был влажным от талого снега. «А что, если он стоял у открытой двери и слушал все, что мы говорим?» — подумал Борг. Затем крикнул:

— Филипсон! Это констебль. Я приехал за тобой.

Затем немного постоял, прислушиваясь, и ощущение от полнейшей тишины было такое, будто все происходит в замедленном темпе, словно в странном сне.

— Филипсон! — снова крикнул Борг. — Открывай немедленно, или я прострелю дверь!

Но слышно было только как Лундберг, пытаясь согреться, топчется замерзшими ногами по крыльцу. Борг стал подниматься выше. Уже наверху он прислонился к дверному косяку и приложил ухо к щели между ним и дверью. Ему показалось, что он слышит чье-то тяжелое дыхание, но при этом слышал и свое. Взявшись левой рукой за косяк и оттопырив большой палец, он крепко прижал ухо к двери. Щекой он ощутил, что та холодная. Теперь он определенно слышал чье-то дыхание.

— Филипсон! — заорал он громко и сильно пнул ногой по нижней филенке. В тот же миг как дерево дверного полотна слегка подалось, изнутри раздался выстрел, звук которого показался Боргу очень мощным, совершенно не таким, как когда палят на открытом воздухе. Констебль бросился на пол и по-пластунски сполз немного вниз по лестнице.

Уже под укрытием верхней ступени он ощутил что-то вроде укола на безымянном пальце левой руки. На самом кончике перчатки — два небольших отверстия. Сняв перчатку, он осмотрел руку. Дробью ему поцарапало кончик пальца, а на срезе ногтя он увидел полукруглую лунку. Еще не натянув назад перчатку, он услышал обеспокоенный голос Лундберга:

— Ну как там?

— Тише! — глухо цыкнул Борг, а когда спустился по лестнице, прошептал: — По самому кончику пальца попал.

Взглянув наверх на дверь, констебль заметил в стене дырки от дроби, их было несколько, кучно у самого косяка. Дверь и косяк дробь не пробила; но стена, видно, была всего лишь из фанеры. Борг снова натянул перчатку на левую руку.

Внизу под лестницей он нашел несколько черных дробин.

— Что теперь? — спросил Лундберг.

— Побудешь здесь? — ответил на это Борг. — Я схожу позвоню инспектору. Где тут ближайший телефон?

— У пристава Пальма. Метров двести отсюда. Желтый дом слева.

— Я знаю, где он живет. Так ты тут побудешь?

— Да, черт побери, — сказал Лундберг.

Шагая через двор, констебль ожидал заряда дроби в спину и думал: «Полушубок точно выдержит»; он натянул свою теплую шапку поглубже на уши.

У пристава он заказал срочное соединение и, ожидая ответа с прижатой к уху