— А ты не знаешь? За что брата-то?

— А что с братом? — насторожился Тульский, и Зябликов понял, что он в самом деле ничего об этом не знает, так сыграть он бы не смог, да и не было смысла играть, если бы это он хотел его шантажировать братом.

— Человек какой-то звонил от брата из Твери, — сказал Зябликов, — Брата закрыли в шизо, с кем-то он там не поздоровался. Человек сказал, надо выручать, не просто так это. Да я и сам чувствую: прессуют брата. За что? Он один у меня, ты знаешь.

— И ты, значит, решил, что это я? Ну, Майор, — сказал Тульский, и Зябликову на минуту стало стыдно: действительно, зря он подумал на подполковника, тот бы так не поступил, во всяком случае по отношению к нему.

— Ну, вижу теперь, что это не ты. Извини.

— Ладно, будем как-то аккуратно выручать твоего брата, — сказал Тульский. — Похоже, правда прессуют. Это они тебя так, значит, предупреждают как раз перед возобновлением суда. Значит, не вызываем мы с тобой у них доверия.

— У кого «у них»? — спросил Зябликов.

— Вот как запутано-то все, — сказал Тульский, — Непохоже, чтобы комитет, там мне пока еще верят. И непохоже, чтобы от председателя суда, не их стиль, да и таких возможностей у них нет. Думать надо. А пока будем выручать. Все-таки у меня связи в этой системе посерьезнее ихних.

— Давай только быстрее, а то я на тебя работать не буду.

— Да при чем тут это!.. — сказал Тульский, оборачиваясь, чтобы поглядеть на подъезд ГУВД, — В понедельник начнете?

— Насколько это от нас зависит, — сказал Зябликов, — Ты в Тудоев съездил?

— Да нет, что мне там делать? Ты же мне все уже рассказал. И Лудов в изоляторе мне это в целом подтвердил. Если это все там продолжает крутиться, не мое дело туда лезть, да и Кольта незачем подставлять. Пусть живет, он парень хороший. А по убийству все еще яснее сходится, а то мотив в самом деле был не до конца очевиден. Но Эльвира про компакт-диски ничего не знает, это точно. О как! Вот же нельзя никому верить, кроме своих! Вот наука старику! Ладно, связь держим, я пошел насчет твоего брата звонить.

Они попрощались за руку, и Зябликов некоторое время смотрел, как его друг удаляется по направлению к подъезду.

Пятница, 28 июля, 13.00

Виктория Эммануиловна достала из папочки свой заветный блокнотик и список присяжных, и Роза отметила автоматически, что сегодня у нее ногти с серебряной искрой. Как сказала когда-то Актриса, счастье которой состояло в том, что она уже выбыла из этой коллегии, надо иметь мужество, чтобы так красить ногти при таких коротких пальцах. Лисичка положила блокнот и список перед собой и стала называть фамилии вслух, делая пометки:

— Зябликов.

— Ну, Старшина, — сказала Роза. — Это же ваш человек. Или я что-то не понимаю?

— Он у вас лидер? — спросила Лисичка. — Он кого сможет убедить?

— Пожалуй, лидер, — сказала Роза. — Но не безусловный. Самое авторитетное мнение, пожалуй, у Океанолога, даже и для Старшины.

— Он уезжает в экспедицию на Камчатку, в понедельник уже улетает в Токио, — усмехнулась Лисичка. — С этим нам повезло. Слишком умный, он бы нам помешал убедить Старшину в нужную сторону. А так я найду способ это сделать.

— А как его убедить, если он не ваш? — спросила Роза.

— Это уж моя забота, — сказала Лисичка. — Поймите, в одних ситуациях человека убедить проще, чем в других. Значит, наша с вами задача создать именно такую ситуацию. Пойдем дальше: Кузякин, журналист.

— С Журналистом будет сложнее всего, — сказала Роза. — Очень самолюбивый человек и при этом мыслит независимо.

— Вы думаете? — усмехнулась Лисичка. — К вашему сведению, он уже взял деньги за обвинительный вердикт. Это между нами, вам следует знать, чтобы правильно с ним работать, только не проговоритесь. Не проговоритесь! Швед Клавдия Ивановна?

— «Гурченко», — запнулась Роза, которая еще не могла быстро соображать после такого сообщения. — Дура, очень эмоциональна. С ней, я думаю, о чем-то договариваться заранее бессмысленно. В нужный момент ей просто надо эмоционально внушить какую-то мысль. Я думаю, я сумею это сделать.

— Хорошо. — Лисичка поставила в списке крестик и знак вопроса. — Климов?

— У него жена умирает в больнице, — сказала пришедшая в себя Роза. — Ему деньги нужны. Если до вердикта не умрет, то можно предложить деньги.

— Ну и предложите.

— Сколько? Долларов триста?

— Тысячу, — сказала Виктория Эммануиловна. — Чтобы ему еще и на похороны хватило. Надо проявлять гуманность, Роза, у семьи бизнес не мелкий, это не ваши стеклопакеты.

— А деньги ваши или мои?

— А вы сколько налоговой инспекции собирались предложить? — засмеялась Лисичка, — В эту сумму, я думаю, вы и уложитесь, даже меньше. Не переживайте, если мы сумеем с вами договориться, потом вернете больше.

— Хорошо, — сказала Роза. — Я с ним в субботу у Огурцовой на шашлыках как раз и поговорю. Вот почему Старшина нас собирает: Океанолог, значит, отвальную дает. Опять шашлыки у Ри в Сосенках.

— Что же вы до сих пор молчали, такие вещи впредь вы мне должны сразу же докладывать, я вам для этого телефон оставлю, — сказала Лисичка. — Значит, в воскресенье вы мне позвоните часиков в двенадцать — я рано не привыкла вставать — и, наверное, часика в четыре еще раз сюда заедете, это важно. Суркова тоже будет?

— Все будут, — уверенно пообещала Роза. — Только Сольфеджио — однозначно нет. Она и денег не возьмет, от богатого мужа сама ушла, и повлиять на нее трудно. Она такая, знаете, тетка, училка, одним словом. И сразу к ней прибавьте еще Рыбкина, он проголосует так же, как она.

— У них что, ро-оман? — насмешливо спросила Лисичка.

— По-моему, ро-оман односторонний, — сказала Роза ей в тон. — Но тем вернее.

— Посмотрим, — сказала Лисичка, поставив в списке черточку против фамилии Аллы, а против Рыбкина, после колебания, — черточку и знак вопроса. — Огурцова… Ладно, ее я возьму на себя, тут у вас не получится. Кудинова — это ясно, это вы. Звездина выбыла, Драгунский тоже, Рыбкин… ага, Скребцова.

— Хинди, — сказала Роза и неизвестно для чего добавила: — Хорошая девочка. Скорее всего она проголосует так же, как Журналист.

— Понятно, — сказала Лисичка и сразу поставила против Скребцовой крестик, — Петрищев… ну, с ним работают, а Мыскина так всех ненавидит, что в любом случае будет голосовать за обвинительный. Еще вот Ивакин.

— Шахматист, — сказала Роза, — Он игрок, может выкинуть крендель, но вряд ли. Если поймет, что все ставят на черное, поставит туда же, чтобы хоть что-то урвать, иначе вообще ничего не выиграешь.

— Разумно, — засмеялась Лисичка, — все бы так. Игроки все-таки не самые глупые люди. Ну вот, теперь посчитаем… — Она пробежалась по списку карандашиком, — Шесть твердых «за», два «против», если принять вашу версию, что Рыбкин влюблен в Суркову, остальные больше за, чем против. За работу, товарищи.