На другой стороне диска высветилась великолепная карта Луны со всеми ее симпатичными кратерами.

— Нет, не нужна, — деловито прервала его 16Ч. — Сколько потребуется времени?

— Меся‡а два, — прошелестел картограф. — Минимум.

— Цена?

— Двад‡ать тыся‡ сельсилий.

— Двадцать тысяч сельсилий? Ты в своем уме? — возмутилась 16Ч. — Десять тысяч, и ни сельсилией больше.

Картограф живо превратился в усеченную сферу, разрисованную наподобие марокканского ковра. На верхнем срезе отобразилось нечто, напоминающее план города.

— Пятнад‡ать тыся‡.

— Двенадцать.

— По рукам. Пользуйтесь моей добротой! Двенад‡ать тыся‡ сельсилий ‡ерез два меся‡а на этом самом месте, в этот же ‡ac. Сверяем ‡асы.

Картограф снова сложился кубом. Вероятно, это была его самая любимая форма.

— Шестнадцать часов, — сказала 16Ч.

— Четырнадцать часов двадцать девять минут, — не моргнув глазом, выпалил я.

— Двад‡ать три ‡аса пятьдесят пять минут, — уточнил картограф, провожая нас к выходу из пещеры. — Без пяти двенад‡ать, самое время на‡ать работу.

Сельсилии. Мало того что 16Ч уже дважды спасала мне жизнь и подсказала, как получить план Большой головы, так она еще предложила — чем смутила меня окончательно — то время, пока будет готовиться карта, пожить у нее.

По правде говоря, мне действительно нужен был кров на эти два месяца, вот 16Ч и предложила разделить с ней ее каморку. Это была крохотная пещерка, устроенная в мозговой складке неподалеку от моря Забвения, где то и дело попахивало серными испарениями, зато нас никто не тревожил. Здесь мне предстояло провести ближайшие два месяца и придумать, как раздобыть двенадцать тысяч сельсилий. Сельсилии… Мне вспомнилась школа Филинчика, в сельсильском душе я выкурил первую в жизни сигарету.

Из «Лексикона подлежащих объяснению чудес, тайн и феноменов Замонии и ее окрестностей», составленного профессором Абдулом Филинчиком

СЕЛЬСИЛИИ. Сельсилии образуют основу основ любого мозга, представляя собой исходный материал для строения мыслей, то есть являясь неоформленными зародышами оных. Подобно тому как гусеница превращается в бабочку, сельсилии превращаются в мысли. Сельсилии невозможно увидеть невооруженным глазом, хотя замонианская атмосфера ими просто кишит. Стоит им только проникнуть в мозг (для ускорения этого процесса используется сельсильский душ), как они тут же принимают форму маленьких толстеньких червячков, быстро заселяющих кору головного мозга. Сельсилии могут быть разного цвета: красные, оранжевые, золотисто-желтые, медные, серебристые, зеленые, серые, фиолетовые, светло-коричневые, темно-коричневые, но все они обязательно имеют металлический блеск. Кроме того, во многих внутричерепных сообществах сельсилии используются в качестве местной валюты, сохраняя при этом свою функцию главного строительного материала, из которого строятся мысли и возникают сны.

Вопрос только, как их собрать. Ведь сельсилии, как и любые деньги, не валяются на дороге, их никто не принесет вам на блюдечке, нужно хорошо потрудиться, чтобы их раздобыть. То есть прежде всего нужно найти работу. И с этим мне опять помогла 16Ч.

— У тебя есть фантазия? — спросила она.

Да, пришел к выводу я, в определенной доле воображения мне, пожалуй, нельзя отказать.

— Вот и чудесно. Фантазией можно заработать здесь кучу сельсилий. Как насчет того, чтобы стать снорганистом? Снорганисты нужны всегда.

Орга́н сновидений. Голова боллога постоянно пребывает в состоянии глубокого сна и, следовательно, должна видеть сны. Неподалеку от глазных яблок в голове у него, так объяснила мне 16Ч, расположен орга́н сновидений, инструмент, на котором исполняются сны. Орга́н сновидений должен работать день и ночь, круглые сутки, чтобы голова ни в коем случае не проснулась, иначе может произойти страшная катастрофа — в мозгу все перепутается, наступит всеобщий хаос. Голова захочет ходить, есть или совершать какие-либо другие действия, для которых требуется наличие тела, что может привести к короткому замыканию нервных окончаний, а в худшем случае — даже ко всеобщему торжеству безумия. Поэтому мозг Большой головы должен быть постоянно занят спокойными, мирными снами — дело, испокон веков составляющее промысел снорганистов.

Немаловажно, что снорганистом может стать практически каждый, кто откроет в себе призвание к этому ремеслу, то есть им может стать как хорошая, так и плохая идея. На орга́не нужно играть постоянно, без перерыва, поэтому идеи работают в несколько смен, и кадров почти всегда не хватает. Оплату труда производят сельсилиями, которые вносятся в общую кассу всеми членами внутричерепного сообщества, — что-то типа всеобщего обязательного налога. Это, конечно, не баснословные деньги, всего лишь 10 сельсилий в час, но надо же с чего-то начать.

Орга́н сновидений, естественно, представлял собой не обычный музыкальный инструмент, а пестрый узел из тысячи разноцветных нервов, расположенный в пустом пространстве за глазом боллога. В зависимости от того, за какой нерв дергает снорганист и с какой силой на него нажимает, в мозгу у боллога появляется определенная картина сновидений. Я не сразу запомнил, какие окончания отвечают за какие картинки, но спустя долгие часы тренировок освоился и выучил их все наизусть. Возникающие в мозгу картины отображались на обратной стороне глазного яблока, которая одновременно служила одной из стен помещения оргáна. Большинство моих коллег всю свою смену просто бездумно дергали за нервы или давили на них, в результате чего в мозгу боллога возникала череда обычных пустых сновидений: бессвязные обрывки воспоминаний, картины давно минувших дней, беспорядочно нагроможденные друг на друга, безумные кошмары. Меня же увлекала возможность вычленять из этого хаоса последовательные сюжетные линии, чтобы в них были смысл и действие, придумывать увлекательные истории, видеть которые куда интереснее, чем вспоминать о том, как когда-то забыл надеть штаны. Так, например, — и это простейший из трюков — соединив картину льва с изображением антилопы, можно получить отличный сюжет охоты длиной в пару минут. Это было куда веселее, чем вызывать в памяти боллога произвольный набор не пересекающихся друг с другом воспоминаний, как это делали остальные снорганисты.

В мозгу боллога сохранились уникальные воспоминания о событиях, произошедших еще до потопа, редчайшие изображения гигантских ящеров, дерущихся друг с другом из-за добычи, циклопов, играющих в футбол осколками скалы, вулканов, землетрясений, наводнений, метеоритных дождей, доисторических бурь и ураганов, вымерших чудовищ и войн между кланами великанов. Боллог был таким гигантским, что его голова находилась в открытом космосе, он знал в лицо каждый лунный кратер, он видел вблизи Марс и Сатурн и сохранил в памяти панораму всей нашей Солнечной системы.