class="p1">Я скользнула взглядом по стене хижины: коричневая краска тут и там облупилась, крутая покатая крыша заросла мхом и покрылась опавшими листьями, но все-таки защищала от непогоды сложенные на пороге дрова.

– Что это за место? – спросила я. Толкнув дверь плечом, Джек придержал ее для меня.

– Не знаю, но, судя по всему, здесь уже давно никого не было. Надеюсь, тебя не смутит пыль и паутина.

– Ни капельки. – Я перешагнула порог. Обстановка была ожидаемо скромной: грубый деревянный стол с двумя стульями, кровать с выцветшим лоскутным одеялом, дровяная печка и стеллажи для продуктов и припасов. Сквозь два маленьких грязных окошка пробивался тусклый свет. Пахло гнилью. Но эта видавшая виды хижина предлагала нам главное – укрытие.

Джек помог мне доковылять до кровати.

– Полежи немного, – сказал он, наклонившись ко мне.

– Хочу хоть пару минут провести в вертикальном положении. Пока мне чуть легче дышится.

Он кивнул и направился к стеллажам. Оставленные на них банки, глиняные кувшины и консервы покрывала липкая паутина.

– А вдруг они вернутся? – протянула я, имея в виду хозяев домишки.

Джек уже крутил в руках большую банку.

– Разрази меня гром – я нашел кофе. – Он открыл крышку и понюхал содержимое банки. – Самый настоящий. Правда, осталось немного.

– Наверное, стоит здесь с довоенных лет.

– Или кто-то купил его на черном рынке. – Вернув банку на полку, он принялся осматривать стоящую в углу удочку и снасти. Наконец он снова повернулся ко мне: – Пойду принесу аптечку. Потом разведу огонь и вскипячу воду – оценим, что у них тут за кофе.

Я смотрела ему вслед, поражаясь, что четыре года жизни в роскоши Гранчестер-холла – с его слугами, изысканным фарфором и изумительным вином, которое всегда подавали к столу, – не шли ни в какое сравнение с гостеприимством этого Богом забытого домика. Места, где война не могла меня достать. Места, в которое меня привел бесконечно добрый мужчина, искренне желавший мне помочь. Это было дороже всех сокровищ в мире – поистине бесценно.

Джек вернулся с аптечкой и ведром воды и сполоснул медный чайник, прежде чем наполнить его и поставить на печку. Я наблюдала за ним, лежа на боку: он вышел за дверь и через мгновение вошел с охапкой дров и с грохотом бросил их на пол. Печку он растопил в два счета.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, усаживаясь за стол и открывая аптечку.

– Так же.

Порывшись в коробке, он вытащил оттуда какой-то сверток и поднес его к свету.

– Нашел мазь от ожогов. Написано: обильно распределить по пораженному участку. Может, хоть это облегчит твои страдания. – Он повернулся ко мне. – Попробуем?

– Давай.

Джек подошел и сел на край кровати.

– Мне придется приподнять твою блузку. Ты не против?

– Нет.

Он наклонился, одной рукой подцепил шелковую ткань – и в ужасе застыл.

– Боже мой, Вивиан. Что они с тобой сделали?

– Это неважно. Главное, что все позади.

– Еще как важно, – низким, дрожащим от ярости голосом пророкотал он. – Мерзавцы.

Я закрыла лицо рукой, потому что не хотела даже думать о том, через что мне довелось пройти, – и уж тем более говорить об этом. Переживать вновь болезненные воспоминания было невыносимо. Но одно Джек должен был узнать:

– Я не сломалась. Ничего им не рассказала.

– Верю. – Он отвинтил колпачок с тюбика. – Я постараюсь аккуратно. Скажи, если будет больно, – и я остановлюсь.

Я сжала в кулаке одеяло, пытаясь собраться с духом.

Джек выдавил немного мази и, едва касаясь моей обожженной кожи, принялся обрабатывать раны вдоль позвоночника и на лопатках. Первое прикосновение и правда было довольно болезненным, но затем по ожогам стала разливаться приятная прохлада.

– Все нормально.

Он мягко, нежно касался моей огрубевшей, изуродованной плоти. После этого, наложив на ожоги несколько повязок, опустил мою рубашку.

Я по-прежнему лежала на боку, прикрыв лицо рукой, мои глаза щипало от слез.

– Я могу что-нибудь для тебя сделать? – спросил он. – Помочь как-то?

– Ты и так уже много сделал, – покачала головой я. – Спасибо тебе за то, что забрал нас. Я никогда этого не забуду, Джек. Я обязана тебе всем. Тебе, Арману и Гансу.

– Кто такой Ганс?

Некоторое время я молча смотрела на него, хлопая глазами:

– Просто человек. Помог нам.

Джек знал, что задавать вопросы об агентах на местах было небезопасно, поэтому он кивнул и встал приготовить кофе.

– Тебе нужно избавиться от куртки, – сказала я, принимая у Джека горячую чашку. – На случай, если сюда нагрянут немцы. Закопай ее где-нибудь. И летный костюм… От него тоже нужно освободиться. То, что у тебя под ним, попробуй немного испачкать – чтобы одежда выглядела потрепанной. Конечно, пуговицы и покрой выдадут тебя с головой, но простой солдат может этого и не заметить.

Некоторое время спустя, несмотря на чашку крепкого кофе, я провалилась в глубокий сон. И снова увидела Людвига – в этом его новом нацистском обмундировании с впечатляющим блестящим железным крестом и прочими знаками отличия. Мы были в Лондоне, на Крейвен-стрит, в саду – рядом с бомбоубежищем, – и мы вскапывали землю.

Мы… что-то сажали? Картофель?..

Решили, наверное, превратить сад в огород. Казалось, никто и слыхом не слыхивал ни про какую войну. Из окна второго этажа высунулась соседка – и весело помахала нам рукой. Мы поприветствовали ее в ответ – а потом Людвиг воткнул в землю лопату, надавив на нее ногой в черном блестящем сапоге. Он копал очень глубокую яму. Через мгновение я уже бежала за ним по улице в сторону Темзы – мчалась так быстро, как только могла. Он исчез за углом кинотеатра – не сумев найти его, я в панике кинулась к станции метро. Я так боялась, что он бросил меня. Искала его повсюду – но он словно испарился. Казалось, никому не было дела до моих страданий. Жизнь продолжалась – будто войны никогда и не было. Лондонцы гуляли, разговаривали и смеялись под летним солнцем – лишь я, потеряв Людвига, чувствовала себя так, будто меня ударили под дых. Куда он делся? И почему это никого не волновало? Почему все выглядели такими счастливыми? Это было неправильно. Несправедливо.

– Вивиан, проснись. – Джек легонько встряхнул меня. – Это просто плохой сон.

Я резко села, поморщившись от пронзившей плечо боли. Джек снова сидел на краю кровати, его взгляд был полон искреннего беспокойства.

С облегчением выдохнув, я опустилась обратно на кровать.

Мягким, успокаивающим движением он отвел