Сэр, ваш научный обозреватель напечатал статью (и, подумать только, в Пасхальное воскресенье!) под насмешливым заголовком «Продув Её Величеству Науке, Бог пришёл вторым», в которой описал «серьёзные интеллектуальные повреждения», причинённые Ричардом Докинзом архиепископу Йоркскому во время дебатов о науке и религии. В заметке упомянуты «самодовольно ухмыляющиеся атеисты» и «Львы: 10; Христиане: 0».

Далее Станнард ругает «Обсервер» за отсутствие упоминания об аналогичных дебатах в Королевском научном обществе между ним, мною, епископом Бирмингемским и выдающимся космологом, сэром Германом Бонди (тот спор, не будучи с самого начала организованным как противоборство враждующих сторон, оказался в результате гораздо более конструктивным). Могу только присоединиться к мнению Станнарда о нецелесообразности проведения дискуссий во враждебном тоне. Сам я, например, по объяснённым в книге «Служитель дьявола» причинам, никогда не принимаю участия в дискуссиях с креационистами[183].

Несмотря на моё отвращение к гладиаторским боям, за мной почему-то укрепилась репутация агрессивного спорщика по религиозным вопросам. Коллеги, согласные с отсутствием бога, с существованием нравственности вне религии, с возможностью объяснения происхождения религии и морали с научной точки зрения, продолжают тем не менее искренне удивляться моей позиции. Почему я так враждебен? Неужели религия настолько плоха? Неужели она причиняет так много вреда, что с ней нужно активно бороться? Почему бы не жить с ней мирно бок о бок, как с Тельцом и Скорпионом, магическими свойствами кристаллов и «линиями-просеками»? Это же просто безобидная чепуха!

Прежде всего отвечу, что если я или другие атеисты и проявляем время от времени в отношении религии враждебность, она ограничивается словами. У нас нет планов бомбить, обезглавливать, побивать камнями, сжигать на кострах, распинать на крестах и направлять в небоскрёбы самолёты по причине теологических разногласий. Но мои собеседники, как правило, этим не удовлетворяются. Иногда они заявляют что-нибудь типа: «Не кажется ли вам, что ваша враждебность делает вас атеистом-фундаменталистом, настолько же нетерпимым в своих убеждениях, как и фанатики “библейского пояса”?» На эти обвинения в фундаментализме нужно дать ответ, ибо они повторяются, увы, нередко.

Фундаменталисты уверены в своей правоте, потому что они читали об этом в священной книге, и им заранее известно, что их веру ничто в мире поколебать не сможет. Провозглашённая священной книгой правда — это аксиома, а не результат рассуждений. Книга всегда права, а если опыт показывает иное, то полагается отвергать опыт, а не книгу. Я же, как учёный, напротив, верю в факты (например, в эволюцию) не потому, что прочитал о них в священной книге, а потому, что изучал фактические доказательства. Это совершенно другое дело. Книгам об эволюции доверяют не в силу их святости. Им доверяют потому, что в них приводится огромное количество поддерживающих друг друга доказательств. В принципе, любой читатель, приложив усилия, может проверить эти доказательства. Если в научной книге допускается ошибка, её обнаружение и внесение исправлений в последующие издания является только делом времени. Со священными книгами такого, естественно, не случается.

Философы, особенно непрофессиональные, с невеликим философским багажом и, ещё чаще, заражённые «культурным релятивизмом» лица могут в этом месте начать сворачивать на давно избитую колею: мол, доверие учёного фактическим доказательствам само является проявлением фундаменталистской веры. Я уже обсуждал этот вопрос подробно в других книгах и сейчас повторю аргумент лишь вкратце. Все мы в ходе нашей жизни, вне зависимости от собственных любительских упражнений в философии, верим в доказательства. Если меня обвинят в убийстве и обвинитель начнёт строго вопрошать, правда ли, что в ночь убийства я был в Чикаго, мне вряд ли помогут философские рассуждения типа: «Это смотря что вы называете “правдой”». Также не спасёт меня и антропологическое, релятивистское заявление: «Я был в Чикаго только в вашем, западном смысле предлога “в”». Бенгальцы имеют совершенно другую концепцию “в”, согласно которой вы по-настоящему находитесь “в” определённом месте, только будучи рукоположены в сан старейшины с правом брать понюшку из сушёной мошонки старого козла»[184].

Может быть, учёные и проявляют фундаментализм, когда дело доходит до абстрактных формулировок смысла понятия «истина». Но в этом они не одиноки. Однако, когда я говорю, что эволюция — реальность, я проявляю не больше фундаментализма, чем когда заявляю, что Новая Зеландия расположена в Южном полушарии. Мы верим в эволюцию, потому что её реальность подтверждается фактами, но появись новые доказательства, демонстрирующие её ложность, мы тут же от неё откажемся. От фундаменталиста вы такого заявления никогда не услышите.

Дело в том, что очень легко перепутать фундаментализм и страстность. Возможно, защищая эволюцию от фундаменталистов и креационистов, я выступаю слишком страстно, но это не потому, что меня распаляет собственный фундаментализм, но противоположного толка. Это происходит потому, что подтверждающих эволюцию фактов головокружительно много, и меня безмерно огорчает неспособность оппонента их увидеть — или, ещё чаще, нежелание оппонента даже взглянуть на них, потому что они противоречат его священным книгам. Моя страстность возрастает ещё больше при мысли о том, как много теряют эти несчастные фундаменталисты и их последователи. Правда об эволюции, как и многие другие научные открытия, невероятно увлекательна, потрясающа и прекрасна; умереть, так и не узнав о ней ничего, представляется мне настоящей трагедией! Конечно, я не могу сдержать свои чувства. Да и кто бы смог? Но моя вера в эволюцию — не фундаментализм и не религия, потому что я знаю, на чём она основана, и что, появись соответствующие доказательства, я с готовностью признаю своё заблуждение.

Такие вещи случаются. Я уже рассказывал о преподававшем в бытность мою студентом на факультете зоологии Оксфордского университета уважаемом престарелом муже. Многие годы он страстно верил и учил студентов, что аппарат Гольджи (микроскопическая внутриклеточная структура) на самом деле не существует, что это — погрешность наблюдения, иллюзия. Каждый понедельник, после обеда, на факультете было заведено слушать научный доклад какого-нибудь заезжего лектора. В один из понедельников лектором оказался американский специалист по биологии клетки, представивший неотразимо убедительные свидетельства реальности аппарата Гольджи. В конце его выступления старик пробрался к подиуму и, пожимая американцу руку, с чувством провозгласил: «Дорогой коллега, позвольте выразить вам мою благодарность. Все эти пятнадцать лет я заблуждался». Мы тогда аплодировали до боли в ладонях. Фундаменталист бы никогда не смог произнести такое. Да и не каждый учёный в реальной жизни. Но для всех учёных подобные поступки являются эталоном — в отличие, скажем, от политиков, которые могли бы счесть старика беспринципным. У меня до сих пор комок к горлу подступает при воспоминании о том вечере.