– Джерард!

Собственное имя, произнесенное прерывающимся голосом, болью отозвалось в его сердце.

– Ты меня впустишь? – взмолился он.

– Зачем?

– Я хочу отдать тебе всего себя. Включая детей, если Богу будет угодно благословить нас ими.

Она молчала так долго, что у него закружилась голова, потому что в ожидании ответа он задержал дыхание.

– Я согласна поговорить, но не больше.

Его легкие пылали.

– Если ты все еще любишь меня, мы сумеем справиться с остальным.

Она махнула ему рукой:

– Входи.

Джерард бросился к дверям, затем стремительно избежал вверх по лестнице. Непреодолимое желание быть со своей женой безраздельно владело им. Но, ступив в свои апартаменты, он внезапно остановился. То, что он видел перед собой, было домом, несмотря на напряженность, возникшую между ним и Пел.

В облицованном мрамором камине мирно горел огонь. Атлас цвета слоновой кости, которым был задрапирован потолок, создавал ощущение уюта. Изабелла стояла у окна, кутаясь в пеньюар из темно-красного шелка. Этот цвет необыкновенно шел его жене, яркая внешность которой требовала соответствующего обрамления. И эта комната, где они провели так много времени, разговаривая и смеясь, как нельзя лучше подходила для того, чтобы все начать сначала. Именно здесь они должны победить внутренних демонов, пытающихся разрушить их союз.

– Я скучал по тебе, – тихо сказал Джерард. – Когда тебя нет рядом, мне очень одиноко.

– Я тоже скучала по тебе, – ответила Изабелла. – Но потом я спросила себя, а был ли ты когда-нибудь на самом деле со мной? Мне кажется, что Эмили все еще владеет твоей душой.

– Как Пелем по-прежнему не отпускает тебя? – Он сбросил с плеч плащ, потом сюртук, не торопясь продолжать, потому что заметил, как настороженно она на него смотрит. Повернув голову, Джерард встретил взгляд Пелема с портрета. – Мы с тобой оба ошиблись с выбором в начале жизни, и это нас больно ранило.

– Да, наверное, каждый из нас был по-своему морально уничтожен, – устало ответила она, направляясь к своему любимому креслу.

– Я отказываюсь поверить в это. В жизни все имеет свой смысл. – Джерард перекинул жилет через спинку позолоченного кресла и, присев на корточки перед камином, пошуровал в нем кочергой. Затем подбросил еще угля, так что жар распространился по комнате. – Я уверен, что если бы я не знал Эмили, то не сумел бы по достоинству оценить тебя. Мне не с чем было бы сравнивать, чтобы понять, как превосходно ты мне подходишь.

Она тихонько хмыкнула.

– Ты считал, что я тебе подхожу, когда думал, что я отвергаю материнство.

– А ты? – продолжал он, не обращая внимания на ее слова. – Сомневаюсь, что ты с такой готовностью ответила бы на мою неудержимую страсть, если бы Пелем в свое время не соблазнил тебя по расчету.

Молчание, которым она встретила его слова, показалось ему обнадеживающим. Джерард почувствовал, как слабая искорка надежды, таившаяся глубоко в его сердце, разгорается в яркое пламя, подобное тому, что бушевало перед ним в камине.

Он встал.

– Однако я считаю, что пришло время превратить этот брак вчетвером в более интимный союз двоих.

Обернувшись к Изабелле, он увидел, что она сидит в кресле, строго выпрямив спину. Ее прекрасное лицо печально, и слезы струятся по побледневшим щекам. Она так сильно стиснула переплетенные пальцы, что они побелели. Джерард бросился к ней, опустился на пол у ее ног и забрал ее ледяные ладони в свои, пытаясь согреть.

– Посмотри на меня, Пел! – Когда она подняла на него взгляд, он улыбнулся: – Давай заключим еще одну сделку, ты не против?

– Сделку? – Она вопросительно приподняла одну великолепно очерченную бровь.

– Да, я готов все начать сначала. Я больше не буду омрачать нашу любовь чувством вины за прошлое.

– Во всех отношениях?

– Да. Не буду ничего скрывать, клянусь. Взамен ты уберешь этот портрет. Ты согласишься поверить, что ты сама по себе совершенство. Что нет ничего… – Голос его прервался, Джерард закрыл глаза и прерывисто вздохнул.

Распахнув ее пеньюар, он прижался щекой к обнаженной атласной коже ее бедра, вдыхая ее пьянящий аромат, в попытке успокоить переполняющие его чувства.

Изабелла зарылась пальцами в его волосы, нежно поглаживая голову в порыве захлестнувшей ее любви.

– Нет ничего, что я хотел бы изменить в тебе, Изабелла, – прошептал он, любуясь этой женщиной, зрелая красота которой в сочетании с огромной внутренней силой сделали ее такой, какая она есть. Единственная и неповторимая. Бесценная. – В особенности твой возраст. Только опытная женщина способна доставить такое наслаждение мужчине, которое ты даришь мне.

– Джерард! – Изабелла опустилась на пол рядом с мужем и крепко обняла его, прижав к своей груди. – Судя по всему, мне следует уже привыкнуть, что всякий раз, как ты кидаешь камешки в мое окно, в моей жизни назревают серьезные изменения.

– Да, это действительно так.

– Бесстыжий повеса! – Она поцеловала его в лоб.

– Да, но ведь я твой бесстыжий повеса.

– Да уж. – Она ласково рассмеялась. – Это правда. Ты совсем не тот человек, за которого я выходила замуж, но, по счастью, твое бесстыдство – единственное, что осталось прежним. Именно таким ты мне и нравишься, таким я хочу тебя.

Он подхватил ее на руки и уложил на ковер.

– Я тоже хочу тебя.

Изабелла смотрела на него из облака огненных волос, ее кожа цвета слоновой кости словно светилась на фоне алого шелка в тех местах, где ее не прикрывал пеньюар. Джерард отбросил в сторону назойливую ткань, открыв взгляду полные груди жены и все ее роскошное тело, которое он боготворил. Сунув руку в карман, он достал кольцо с рубином, которое купил ей в первый день после возвращения. Дрожащей рукой он надел его жене на палец, коснулся камня губами, а затем, повернув ее ладонь кверху, припал к ней страстным поцелуем.

Жар охватил его тело, словно его опалил горячий ветер. Каждый нерв обнажился, кожу покалывало от предвкушения. Желание завладело им. Сердце бешено колотилось. Склонив голову, Джерард коснулся губами одного нежного соска, затем другого, раздвинул губы и втянул нежный бугорок в рот. Закрыв глаза, он упивался ее неповторимым вкусом, чувствуя, как сердце переполняется любовью.

– Да… да… – прошептала Изабелла, когда он слегка прихватил зубами затвердевший бутон, проявляя, как обычно, свою неодолимую жажду поглотить ее всю, без остатка.

Они действовали неторопливо, без спешки. Каждое прикосновение, ласка, любовный шепот были словно обещания. Клятвой отказаться от всех остальных. Любить друг друга. Доверять друг другу и оставить прошлое позади. Они заключил и союз далеко не из праведных соображений. Но, в конце концов, сумели превратить его в истинный брак, лучше которого нельзя было вообразить.