– А какой же она еще бывает, гребанные уроды?! – говорил уроженец юга Молдавии, где клюква не растет, Аурел Лилин.

После чего возвращался к своему очередному труду – эпопее про медсестер, спасавших урок из Сибири выстрелами лекарств из снайперско-медицинских винтовок. За роман Аурелу уже заплатили авансу 400 тысяч долларов.

…но больше всего денег, конечно, давало шоу. Двести нанятых артистов – включая таких звезд, как Плющенко, Яна Рудковская и мастер спорта Анна Семенович – разыгрывали на льду Гамбургского ледового цирка трехчасовую феерию «История солдатика Аурела и медсестры Аурики». Сценарий для шоу, понятное дело, написал сам Аурел. Говорят, что в соавторстве с Лурикой, но это, конечно, не совсем правда. Жена, – как профессиональная медсестра, – просто консультировала Лилина.

И, как и все творцы, они оказались не чужды слабости всех творцов – мелькать в эпизодах.

Так что в одном из эпизодов невероятного шоу, транслировавшегося и по ОРТ, седенький бывший генерал Косташ, который приехал в Германию работать по специальности, – водителем грузовика, – с удивлением узнал парочку своих добровольцев.

Солдатик Аурел, загримированный под сибирского урку, страстно насиловал майора Аурику.

Майор была в белых колготках.

– Пи-пи-пи, – сказала крыса.

– Пи-пи, – сказала она.

– Пи-пи, – пропищала крыса.

– Пи, – сказала она.

Хоть она говорила, очевидно, по-молдавски, понять ее не представлялось возможным.

Костик неуверенно глядел на крыс, столпившихся у его ног. Выглядели зверьки сытыми, довольными и спокойными. Шерсть их лоснилась, как волосы молдаванки, смазанные подсолнечным маслом. Усы топорщились, как член молдаванина, перепившего молодого вина в октябре. Глаза вращались, словно луна и Солнце над Молдавией – с завидной регулярностью. А еще у крыс были острые коготки, и, что самое главное, острые-преострые зубы. Именно этими зубами, – похожими на маленькие сабельки легендарного молдавского государя Александра Доброго, – крысы покусывали ботинки Костики. Видимо, животных привлекает запах кожи, подумал Костика. Плакали мои ботинки, подумал Костика. Ах вы козлы, подумал Костика.

– Пи-пи, – подумала крыса.

Ну, в смысле сказала, но у Костики не было ни малейших сомнений, что и подумала. Ведь Костика был в глубине души материалист, и не верил сказки в переселение душ. Не верил, что крыса думает по-человечески. Но в Молдавии 2089 года за такую ересь строго наказывали. Так что Костика держал свое неверие там, где его и положено было держать. В недрах подсознания.

Впрочем, когда ты стоишь в гуще крыс, дошедшей тебе по самое колено, пора высвобождать подсознание, подумал Костика, и решил на всякий случай помолиться. Оглянулся. Под разбитым куполом бледнели лица тех, кто привел его сюда. Помирать, так с музыкой, подумал музыкант Костика. Набрал воздуха в легкие. Ощущая, как крысы пожирают его ботинки прямо на ногах, и чувствуя прикосновение острых коготков к своим причиндалам – Костика даже со смущением почувствовал, что возбуждается, – бедняга набрал воздуха в легкие.

– Исполняющий обязанности президента Молдавии, Михай Гимпу! – крикнул Костика.

– Премьер-министр Молдавии Влад Филат! – проорал Костика.

– Спикер парламента Мариан Лупу! – прогремел он.

– Я ухожу в мир иной, и призываю вас на суд божий! – заорал он, отчаянно вспоминая книжку, в которой читал нечто подобное.

Правда, куда больше внимания Костик уделял эротическим эпизодам «Проклятых королей», нежели трагическим, так что с проклятиями пришлось импровизировать.

– Да будьте вы прокляты и роды ваши до десятого колена! – проорал он, чувствуя липкий холодный страх.

– Впрочем нет, теплый, – подумал Костика.

– Хотя липкий, – понял он.

– Да я же обделался, – понял он.

– Мать вашу! – заорал Костика, рассердившись.

– Не пройдет и года как всех вас Господь призовет на суд Божий! – орал Костика в купол церкви, а крысы уже подбирались к его шее.

– Бог свидетель! – заорал Костика.

После чего рывком поднял руку – несколько крыс слетели и масса, в которой утопал Костика, заверещала, зацокала, заскрежетала зубами еще сильнее, – и поднес ко рту свирель. Пропадать, так с музыкой, вспомнил Костика слова своего сержанта, который руководил Костикой во времена, когда еще парень служил в советском военном оркестре. Ну, так и пропаду, и поиграю, подумал Костика. Дунул в свирель раз. Дунул два. Заиграл. Играл отчаянно, зажмурившись, понимая, что вот-вот перестанет Быть. И, когда с ним не случилось ничего через минуту, а потом и через две, а затем и через пять, открыл дрожащие веки и не поверил своим глазам.

…Все крысы сидели, сложив лапки, на полу Храма. Вид у них был невероятно умиротворенный. Крысы выглядели как молдавский таможенник, предотвративший провоз партии героина в 5 тонн, и пропустивший его затем за одну тонну взяткой. В общем, крысы выглядели как обычный молдавский таможенник. И смотрели на Костику со значением. Сам же Костика, опустив свирель, глазам своим не верил.

– Пи-пи, – сказала одна из крыс, самая жирная.

– Пипи, – сказала она со значением.

– Щелк-щелк, – щелкнула зубами она.

– А, ой да, – сказал Костика.

Поднес свирель ко рту и заиграл. Крысы, приподнявшиеся было, вновь уселись. Костика играл, краем глаза поглядывая под купол церкви. Лица тех, кто его привел, были бледными, но довольными. Ах вы козлы, подумал Костика. Суки, думал он. Но играл и играл. Раздавались под сводами Кафедрального Собора Кишинева звуки необычайной красоты. Классику играл Костика. Четвертый концерт для фортепиано Восьмой Молдавской оперы играл Костика.

– Когда ты уйдешь, я стану ветром, – мысленно напевал он слова мелодии, которую играл.

– Когда я уйду, ты станешь небом, – пел он про себя.

Крысы, столпившиеся вокруг Костики, воздевали верхние лапки к небу и довольно скалились.

– Сработало, – понял Костика.

* * *

Храм Великой крысы появился в Кишиневе на месте разрушенного Кафедрального Собора. По замыслу городских властей, это должно было помочь в решении проблемы. Старики говорили, что началось все в незапамятные времена. В городе, после того, как оттуда ушли русские со своей сраной канализацией, захарканным водопроводом и никому на хер не нужными медицинскими профилактическими мерами, начались эпидемии.

И, конечно, расплодились в невиданных масштабах крысы.

Поначалу с ними боролись, причем успешно, разведя гигантскую популяцию бродячих собак. Это даже сочли очень перспективной экологической разработкой – собаки жрали крыс, мусор, и даже дерьмо горожан, лежавшее на улицах. Но поток собаки, поняв, что в Кишиневе особо и поживиться-то уже нечем, – из-за скудного питания дерьмо становилось все жиже, – плюнули и ушли. Старожилы помнили тот день, когда вся популяция псов – более ста тысяч голов, – шла колонной через город и городской голова, молодой мэр Дорин Киртака, на коленях умолял вожаков стаи вернуться. Но собака на то и собака, что она тупое животное, так что псы ушли. А Дорин Киртоака заперся в своем туалете в неотапливаемой мэрии и пустил себе пулю в лоб. Вроде бы. По другой версии, Дорин влюбился в крысу, выписал ей человеческий паспорт на сдвоенную фамилию «Григорчук-Полянский» (молдаване обожали сдвоенные фамилии) и женился на ней по древнему и таинственному обряду шаманов, а потом ушел в канализацию. Поговаривали, будто бы Дорин ходит с женой по сей день по подземным ходам под городом и пугает всех дикими криками «евроинтеграция… епать-копать.. который час был позавчера… а сегодня?… в жопу? охотно!… почему укроп, бабушка… давайте все вчетвером, только по очереди…».