—Эм… ты издеваешься, Лавров?

—Где вы взяли это видео?

—Ты же его всем разослал!— расстреливает меня словами, смысла в которых нет.— Преподавателям, мне, студентам. Всем. Ты. Выслал.

Нет… нет! Это ложь! Я ничего не делал.

—И Яся тоже… она тоже видела?

Но ответ на этот вопрос я знаю и так.

Приплыл ты, Лавров. Теперь настала твоя очередь доказывать, что никого не предавал.

—Тренер, вы меня после игры выгнать хотели? Выгоняйте сейчас, я готов.

Я не могу больше оставаться на базе. Мне нужно уехать сейчас, иначе… иначе с Ясей может случиться меня. Мне нужно остановить её, чего бы это ни стоило.

—С тобой точно не нужно эту ночь посидеть?— Дашка берёт меня за руку, не давая уйти.

Она будто чувствует что-то, только никак не может это словами выразить. Или не хочет озвучивать свои подозрения.

—Нет, Даш, я в порядке,— нагло вру, и ком подбирается к горлу.— В петлю не полезу, из окна не выброшусь. Не переживай.

На самом деле правда в том, что я ни разу в жизни не чувствовала себя хуже, но я запрещаю себе думать об этом, чувствовать, иначе глаза вытекут вместе с бесконечными слезами, которых сегодня и так было слишком много. Не могу больше, физически уже плохо, не только душевно.

Бодрым шагом ухожу в свою комнату — не хочу новой порции подозрительных взглядов и шепотков за спиной, но всё равно чувствую волны напряжения. Они несутся мне в затылок, стоит отвернуться от девочек.

Они обо мне беспокоятся — я понимаю это и очень ценю. Но ещё немного, всего капельку, заботы или сочувствия в чужих глазах, взорвусь и обижу. В конце концов, у меня тоже есть гордость и она сильно страдает, когда меня жалеют.

Так, с прямым до боли позвоночником и затекающей от напряжения шеей я дохожу до комнаты, медленно открываю дверь и плавно её закрываю. И уже внутри оседаю на пол, обнимаю колени, но не плачу больше. Думаю и жду, когда уснёт дом.

За окном темнота — наступил вечер, и скоро всё небо раскрасится по-зимнему яркими и холодными звёздами. Зима так рано в этом году, и воздух пахнет морозной свежестью — сразу на память приходит чистое бельё, которое мама щепетильно развешивала во дворе, разглаживая малейшие складки.

За дверью постепенно стихают все звуки: девочки перестают трепаться, расходятся по комнатам и постепенно укладываются спать. За стенкой не жужжит тихонечко очередной научно-популярный фильм — обязательная программа любознательной Даши. Ивашкина наверняка уснула тоже, начитавшись романтических историй. Пора.

Я выжидаю ещё немного, прислушиваясь к густой тишине дома, и внутри закипает злая энергия. Вскакиваю на ноги, по мягкому ковру бегу к шкафу, в котором хранятся мои немногочисленные пожитки. Даже хорошо, что в кофейню в итоге меня не взяли. Вначале я расстроилась, когда узнала, что у них уже на примете другой более опытный кандидат, но сейчас понимаю, что не зря. Меня не держат обязательства и трудовой договор.

Нет-нет, бежать, куда глаза глядят! Мне нужно подумать где-то, где стены не хранят столько воспоминаний.

Наверное, я сошла с ума, задумывая побег. На самом деле у меня нет ни одного места, куда бы я могла сбежать и не чувствовать себя грязной, униженной, одинокой. К родителям? Нет уж, давать им в руки шанс до конца дней надо мной глумиться и повторять: «А мы же говорили, а надо было нас слушать»… от одной мысли об этом холодным потом спина покрывается. Ни за что!

К Юльке тоже не могу, потому что будет задавать тысячу вопросов, а я не готова на них отвечать. Больше никаких вариантов, но мне в любом случае надо сейчас куда-то сбежать. Хотя бы до утра. Хотя бы, пока не придумаю, как из тех осколков, на которые разрушилась моя жизнь, склеить хоть что-то.

В рюкзак кладу одежду — просто стряхиваю с полки внутрь всё, что под руку попадается. Зачем она мне? Не знаю, просто делаю что-то, ни о чём не задумываясь.

На чистой полке остаётся единственный предмет — та самая зажигалка. Я нашла её, но так и не поняла, откуда взялась на полу. Кто обронил? Помнится, пихнула в шкаф и забыла о ней, так она в шкафу и провалялась.

Так и не решив, машинально, кладу зажигалку в задний карман брюк.

Хватаю ртом воздух, и когда приготовления к побегу закончены, я осматриваю комнату. Будто бы прощаюсь. На всякий случай делаю это, потому что ещё не знаю, вернусь ли. Наверное, нет. Если моя голова прояснится и я решу, где смогу найти временный приют, ни за что не вернусь в место, где так много подлости и позора.

Меня лихорадит. Зубы стучат, я прикладываю тыльной стороной ладонь ко лбу, но это не температура, это нервы. От них меня знобит, а воздуха отчаянно не хватает.

Надеваю захваченное из прихожей пальто, руки не слушаются, когда пытаюсь пуговицы застегнуть, в итоге бросаю эту затею и так, расстёгнутая, подхожу к окну, распахиваю створку и, глянув вниз, перелезаю через подоконник. Перекидываю ноги, только сейчас заметив, что на мне лёгкие осенние кеды. Когда я их обула? Совсем ничего не помню.

Да и пофиг! Главное — сбежать.

Прыгаю вниз — благо невысоко,— приземляюсь во влажную грязь, пачкаю подошву кед, и холод мигом пробирает до костей. Чёрт, надо было обуться попрактичнее, но теперь уже нет смысла переживать. Что сделано, то сделано.

Уцепившись за лямку рюкзака, я, как заправский ниндзя, пригибаюсь и сливаюсь с тенью, через розовые кусты, вдоль по мощёной дорожке покидаю двор. Чёрное небо в россыпи звезд нависает надо мной, такое мрачное и величественное, и луна указывает дорогу.

Замок на калитке неприятно скрипит. Я замираю, прислушиваясь к шорохам и звукам, боюсь, что вот сейчас кто-то меня услышит и кинется наперерез, помешает, не даст уйти, но никого на метры вокруг нет.

Я выскальзываю на улицу, захлопываю дверцу и иду, куда глаза глядят. Специально не смотрю на соседний дом, где в окнах видится призрак Демида, семеню вперёд, не оглядываясь. Бреду по улицам, не разбирая дороги, вхожу в незнакомые переулки, пересекаю знакомые проспекты, выхожу на Институтскую площадь, смотрю на здание нашего универа, на его колонны, ступени, тёмные ночью окна.

Такое величественное здание, которое я втайне рассматривала на картинках в инете, мечтая сюда поступить. Я так мечтала… до дрожи. Фантазировала об образовании больше, чем о любви, грезила им. Но сейчас, когда стою в сотне метров от входа в универ, оно для меня дальше, чем когда бы то ни было.

Смогу ли я вернуться когда-то сюда после того, что сделал со мной Демид? После видео этого, которое видели все, даже преподаватели?

Делаю несколько несмелых шагов, подхожу ближе. В метре от меня самая нижняя ступенька. Страшно на неё наступить. Кажется, если поставлю ногу, сделаю шаг, она заразится от меня, станет такой же грязной и никому не нужной. Преданной.