Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но что-то пошло не так, — догадался Максим.
— Да. Разделение реальностей оказалось слишком сильным потрясением. Кристалл не выдержал напряжения и раскололся на части. Каждый осколок унесло в свою версию реальности. А без кристалла границы между мирами начали слабеть.
— И тогда появились первые странники, — произнес Максим. — Люди, способные пересекать эти границы.
— Именно, — кивнула Аэлин. — Сначала это был Архос. Он пришел из мира, где магия уже почти исчезла. Его поразила красота Арханора, его мощь. Он посвятил свою жизнь защите этого мира. Создал первый союз против тьмы, построил крепости на границах реальностей.
— Но этого было недостаточно, — продолжил за неё Максим, вспоминая видения из Зала Памяти. — Тьма продолжала просачиваться. И тогда появилась Морна.
— Да, — в голосе Аэлин зазвучала грусть. — Морна Лайтвинг. Она была… невероятной. Умной, талантливой, способной совмещать технологии своего мира с магией Арханора. Но её амбиции…
— Она захотела использовать силу кристалла для себя, — сказал Максим. — Захотела править всеми реальностями.
— И едва не уничтожила их все, — кивнула Хранительница. — После неё появился Корин. Он был мудрее, осторожнее. Он понял, что нужно не сражаться с тьмой, а найти способ восстановить равновесие.
— И что случилось с ним?
— Он… исчез. Просто растворился между мирами во время одного из своих экспериментов. Некоторые говорят, что он всё еще жив — путешествует между реальностями, ищет ответы на свои вопросы.
Они шли дальше по галерее, и фрески продолжали рассказывать истории прошлого. Максим видел других странников — десятки, сотни лиц. Некоторые были едва различимы, стертые временем. Другие сияли так ярко, словно события происходили только вчера.
— А потом был Тилан, — тихо произнес он. — Последний перед мной.
Лицо Аэлин исказилось от боли: — Да. Тилан. Он был… особенным. Он понял то, что не смогли понять остальные. Понял, что разделение реальностей было ошибкой. Что миры нужно снова объединить, но… правильно. Осторожно. Не допуская хаоса.
— Поэтому тьма выбрала его целью, — догадался Максим. — Она почувствовала угрозу.
— Да. Она… она проникла в его разум. Исказила его намерения. Превратила его желание исцелить миры в желание разрушить границы между ними. И когда он понял, что происходит…
— Он пожертвовал собой, — закончил Максим. — Уничтожил себя, чтобы не стать проводником для тьмы.
Они дошли до конца галереи. Здесь фрески обрывались — последняя из них показывала яркую вспышку света, поглощающую одинокую фигуру.
— Я был там, — прошептала Аэлин. — Я видела, как он… — она осеклась, не в силах продолжать.
Максим положил руку ей на плечо: — Ты не могла его спасти. Никто не мог. Он сделал свой выбор.
— Знаю, — она вытерла слезы. — Но после этого я поклялась, что больше не допущу такого. Что следующий странник не останется один. Поэтому когда ты появился…
Новый подземный толчок, самый сильный из всех, заставил их пошатнуться. На этот раз с потолка посыпались не просто крошки, а целые куски камня.
— Нужно торопиться, — сказала Киарра, глядя на трещины, расползающиеся по стенам. — Тьма уже близко.
Они поспешили вперед. За галереей начинался спиральный спуск, уходящий куда-то в глубины храма. Ступени были древними, местами разрушенными, но все еще хранили следы рун, которые тускло светились при их приближении.
— Здесь есть еще кое-что, что ты должен знать, — произнесла Аэлин, пока они спускались. — О странниках. О том, почему некоторые из них добились успеха, а другие потерпели поражение.
— Я слушаю, — отозвался Максим.
— Дело в их… связях, — Хранительница говорила медленно, тщательно подбирая слова. — Те, кто пытался действовать в одиночку, полагаясь только на свою силу — они всегда проигрывали. Как Морна. Как многие другие.
— А те, кто побеждал?
— Они находили способ объединить силы с этим миром. С его жителями. Архос создал первый союз народов не потому, что был великим воином — он просто понял, что только вместе они могут противостоять тьме.
Максим вспомнил недавнюю битву с армией Моргрейна, как сила артефактов объединила их всех — людей, гномов, эльфов…
— Но есть и еще кое-что, — продолжала Аэлин. — Что-то, о чем не говорится в легендах. Каждый странник… каждый из них оставил после себя наследие. Часть своей силы, своего понимания этого мира.
— И где это наследие? — спросил Феррик.
— Повсюду вокруг нас, — Аэлин обвела рукой пространство. — В самих стенах храма, в его магии. Каждый странник добавлял что-то свое. Архос — силу защиты. Корин — мудрость исцеления. Даже Морна, при всей её тьме, оставила знание о том, как связывать разные виды магии.
— А Тилан? — тихо спросил Максим.
— Он оставил самый важный дар, — ответила Хранительница. — Понимание. Понимание того, что миры нужно не разрушать и не разделять, а исцелять. Объединять, но… правильно.
Они достигли конца спирального спуска. Здесь начинался новый зал, но не такой просторный, как предыдущие. Он был… странным. Казалось, что его стены постоянно меняются, словно само пространство здесь было нестабильным.
— Что это за место? — спросила Лайа, инстинктивно приближаясь к Максиму.
— Перекресток реальностей, — ответила Аэлин. — Здесь все версии храма существуют одновременно. Здесь… здесь странники принимали свои главные решения.
Максим сделал шаг вперед, и пространство вокруг него задрожало. В воздухе начали появляться образы — призрачные, полупрозрачные, но отчетливые.
Он увидел Архоса, стоящего на коленях перед древним алтарем, приносящего клятву защищать этот мир. Увидел Морну, с безумной улыбкой создающую портал, который едва не разорвал реальность на части. Увидел Корина, спокойно изучающего древние руны, ищущего способ восстановить равновесие.
И Тилана. Его последние минуты, когда он понял, что тьма проникла в его разум, и принял единственное возможное решение…
— Они все… они все пытались сделать то, что считали правильным, — прошептал Максим. — Даже те, кто в итоге стал злом… они начинали с благих намерений.
— Да, — кивнула Аэлин. — В этом и есть главная опасность. Тьма не всегда приходит как враг. Иногда она приходит как искушение. Как обещание силы, способной все исправить.
Максим посмотрел на кристалл у себя на груди. Тот пульсировал
