«В то время как Сенька Медведев в темнице пребывал и день ото дня смертного конца – главоотсечения ожидал, святейший и блаженнейший архипастырь Христовой словесной паствы кир Иоаким… патриарх, подобясь архипастырей архипастырю самому незлобливому Христу Богу, низшедшему взыскать погибшую овцу двора своего, не помянув его, Сеньки Медведева, всякие злобы, и злодеяния, и злословий, и досад, и укоризн, и непокорства, более того – противности к себе и к святой церкви, не желая ему погибнуть в отступничестве от святой восточной церкви и в ереси латинского новозломудрования, послал к нему в узилище мужей неких священных и философов, восточного благочестия учителей православных, на обличение ереси его, которую он вводил и ввел в большинство православно-российского народа». Так, не мудрствуя, прямо со лжи начинает рассказ об «отречении» Медведева автор одного из мудроборческих сочинений, приближенный патриарха Иоакима.

Сравнение патриарха, приложившего все силы к тому, чтобы Медведев со дня на день ожидал смертной казни, с «незлобливым Христом», заставляет усомниться в вере автора-«мудроборца». Попытка убедить нас, что Иоаким действовал исключительно из гуманных соображений, выглядит просто наивно на фоне массы создававшихся в 1690–1693 годах полемических сочинений против «ереси» Медведева. В лучшем для автора цитированных строк случае мы можем сказать, что комиссия «священных и философов» была послана в темницу к Медведеву, чтобы попытаться с его же помощью «истребить» вышедшие из его «бездверных уст» идеи, которые «мудроборцам» и после осуждения Сильвестра не удавалось побороть.

Это «в лучшем случае», поскольку согласно другому мудроборческому сочинению никакой комиссии не посылалось и «раскаяние» Медведева произошло отнюдь не через «несколько дней» после вынесения ему приговора (как отмечает далее первый автор), а гораздо позже: «И больше годичного времени в Троицком Сергиеве монастыре был заключен. И там будучи, прийдя в себя, о развращении церковном покаялся и дал о том свое покаянное рукописание… словесное и письменное». Третью, столь же произвольную дату дает само «отречение» Медведева, датированное декабрем 1689 года (указание числа во всех его списках почему-то отсутствует).

Правда, «отречение», или, как называли это сочинение в окружении Иоакима, «покаянное исповедание», Медведева признает существование комиссии, якобы убедившей еретика в ошибочности его мнения о пресуществлении Святых Даров. Оно даже перечисляет состав комиссии, куда вошли Новоспасский архимандрит Игнатий Римский-Корсаков (действительно знающий, многогранно талантливый человек и личный друг патриарха), бывший игумен Воздвиженского монастыря Ефрем, Софроний Лихуд «и иные». Но в предисловии к «покаянному исповеданию», написанном от лица Иоакима, ни о какой комиссии речи нет. Напротив, оно уверяет, что Медведев написал «писание оно самовольно». Автор предисловия обращает особое внимание на то, что «еретик» отрекся от своих убеждений «не от нужды и не от страха», что его никто не заставлял и ничем не соблазнял каяться. Отечественному читателю, привычному к чтению между строк, ослиные уши здесь достаточно заметны.

Сохранение Медведеву жизни не имело для «мудроборцев» смысла, если бы они не хотели использовать его в своих целях. Медлить в условиях продолжающегося брожения умов не следовало. Поэтому можно поверить, что патриарх отправил своих людей для получения «отречения» Медведева вскоре после вынесения ему смертного приговора. Перечисленные в «покаянном исповедании» люди действительно были в это время при патриархе и могли составить комиссию, хотя достоверно мы не можем этого утверждать. Важно, что им (или иным посланным в Троицу) сразу заставить Медведева «раскаяться» не удалось: иначе зачем было бы датировать «покаянное исповедание» декабрем?

О том, что эта дата не случайна, мы можем судить по ее связи с другой датой. Патриаршее предисловие к «покаянному исповеданию» уверяет, что последнее было зачтено на освященном соборе «по некиих днях» (а не неделях и не месяцах) после его присылки в Москву, а вслед за ним читалось «Слово поучительное» самого Иоакима. Слово это в одной из рукописей датировано январем 1690 года. Таким образом, можно поверить, что патриаршая комиссия добивалась от Медведева «отречения» около двух месяцев или более – значительную часть октября, ноябрь и часть декабря 1689 года. Методы такого рода деяний известны, о достоверности вырванных с их помощью «покаяний» современный читатель имеет представление. Своеобразие нашей истории состоит только в том, что Медведев не отрекся от своих убеждений и не раскаялся в своих поступках. Обреченный на смерть, закованный в ручные и ножные кандалы, упрятанный в каменный мешок, писатель нашел в себе силы не только не написать, но и не подписывать изготовленное для него «покаянное исповедание». Вероятно, ему объяснили, что это бесполезно, что покаяние «сойдет» за истинное и без его подписи, что о его бессмысленном упорстве никто никогда не узнает, а сам он безвестно сгинет, как изверившийся в своих заблуждениях еретик. Медведев оказался из тех редчайших людей, которые ни под каким видом не способны отречься от истины, которые и жизнью, и смертью своей утверждают веру в человека.

Чтобы нагляднее представить себе события, связанные с «отречением» Медведева, раскроем сборник церковно-исторических актов второй половины XVII века, хранящийся в Синодальном (бывшем патриаршем) собрании рукописей Государственного исторического музея под номером 991. Здесь на листах 322–340 находятся подлинники «покаянных исповеданий» Семена Медведева и его единомышленника в споре о пресуществлении, бывшего попа, а ныне монаха Симеона (Саввы) Долгого. Оба документа написаны на отличной голландской бумаге четким профессиональным почерком, но лишь один из них подписан, как полагалось, по листам: «К сему моему истинному покаянию и православному исповеданию аз недостойный и многогрешный Симеон во извещение правды руку приложил».

Для объяснения отсутствия аналогичной подписи Медведева составители документов использовали простой прием, обманувший, однако, многих исследователей. Прямо в тексте первого «исповедания» указано, что его писал «я, многогрешный Сенька, своею рукою». Чтобы убедиться в ложности этого указания, довольно было взглянуть на рукопись, почерк которой не имеет ничего общего с почерком Медведева. На это еще в конце XIX века указал историк церкви А.А. Прозоровский. Кроме того, Медведев всегда специально подписывал автографы своих сочинений. Наконец, составители «исповеданий» совершили грубую ошибку, которую мог заметить и человек, незнакомый с рукописями Медведева. Получалось, что заключенный и закованный в кандалы «еретик» каким-то образом своей рукой написал и «исповедание» своего находящегося на свободе бывшего товарища – ведь оба документа писаны одним почерком!

Не вполне осмотрительно было сфабриковано и содержание «покаянных исповеданий» Медведева и Долгого. Например, составители поленились выдумывать два разных текста и в значительной мере списали второе «исповедание» с первого, сокращая и частично варьируя его. Они явно переусердствовали с милыми сердцу «мудроборцев» ругательствами (типа «яда душегубительного исполненной отравы», «многого блядословия», «развращенного писания», «зломудрствования» и т. п.), которыми преизобильно осыпает себя «автор», низкопоклонно извиняющийся перед теми, кого он якобы несправедливо оскорблял. Для Медведева, как мы помним, главное в полемике составляли идеи, для его противников – личности. И при составлении «покаянного исповедания» Медведева «мудроборцев» неумолимо влекло по накатанному пути: их «лирический герой» прежде всего кается в нанесенных конкретным лицам обидах.