До Кауфмана биологи были склонны игнорировать вероятность того, что эволюция могла бы столкнуться со сходными всепроникающими взаимодействиями, поскольку у них не было понятного метода ее изучения. Работа Кауфмана показывает, что создание жизнеспособного генома больше похоже на сочинение хорошего стихотворения, чем простое составление списка покупок. Поскольку структура адаптивных ландшафтов важнее, чем мы считали (когда рассматривали более простые, напоминающие гору Фудзи модели увеличения приспосабливаемости), существуют налагаемые на методы усовершенствования замысла ограничения, которые не дают инженерным проектам сойти с тропинок, ведущих к успеху, – более узких, чем мы воображали.

Одна из универсальных характеристик биологической эволюции, на которой сосредотачивается Кауфман, – принцип «местные правила формируют глобальный порядок». Инженеры этим принципом не руководствуются. Разумеется, пирамиды всегда строились снизу вверх, но со времен фараонов процесс строительства организовывался сверху вниз: он контролировался одним-единственным самовластным правителем, у которого было ясное и в буквальном смысле доминирующее представление о целостном здании, но, вероятно, несколько смутное понимание того, как будут выполнены какие-то конкретные его элементы. «Глобальное» указание свыше приводит в действие иерархизированный каскад «локальных» проектов. Когда дело касается воплощаемых людьми крупномасштабных проектов, это столь характерный подход, что нам трудно вообразить ему какую-нибудь альтернативу316. Поскольку рассматриваемый Кауфманом принцип не опознается как нечто, знакомое по инженерным проектам, мы совершенно не способны увидеть в нем принцип инженерного искусства – однако я настаиваю, что это именно так. Слегка переформулировав, можно изложить его следующим образом. До тех пор, пока вам не удастся в ходе эволюции получить коммуницирующие организмы, способные формировать крупные инженерные организации, вы подчиняетесь следующему Предварительному принципу замысла: всякий глобальный порядок должен создаваться локальными правилами. Итак, все ранние результаты воплощения замысла вплоть до создания организма с некоторыми из организаторских талантов, проявляемых Homo sapiens, должны подчиняться любым ограничениям, вытекающим из «управленческого решения», что всякий порядок должен достигаться в результате действия локальных правил. Любые «попытки» создания живых организмов, нарушающие эту заповедь, приведут к немедленному поражению – или, точнее, не приведут ни к чему такому, что вообще можно было бы счесть попыткой.

Если, как я уже сказал, неясно, в какой момент заканчивается процесс проектирования и начинается существование его «конечного продукта», то по крайней мере в некоторых случаях должно быть сложно сказать, относится ли рассматриваемый конструкционный принцип к области инженерии или метаинженерии. Хорошим примером является предложенное Кауфманом выведение заново эмбриологического «закона Бэра»317. Одна из наиболее поразительных закономерностей развития зародышей животных состоит в том, что поначалу они так сильно друг на друга похожи.

С точки зрения Кауфмана, дарвинист-традиционалист возлагает ответственность за закон Бэра на «особый механизм», встроенный непосредственно в организмы. Почему мы не наблюдаем взрослые организмы, зародыши которых сильно отличаются друг от друга на ранних стадиях развития? Вероятно потому, что тенденции к изменениям, действующие на ранних стадиях процесса, обычно оказываются по своему воздействию более разрушительными для конечного продукта, чем те, что действуют на более поздних стадиях, Мать-Природа разработала особый механизм развития, защищающий от такого рода экспериментов. (Он был бы аналогичен запрету на исследование альтернативных архитектур центрального процессора, который IBM налагает на своих инженеров-программистов – запрограммированное сопротивление переменам.)

А какое альтернативное объяснение у Кауфмана? Оно начинается с той же посылки, но совершенно иначе ее развивает:

Задумайтесь на минуту, что это означает с точки зрения инженера. Почему фундаменты церквей больше похожи друг на друга, чем их верхние этажи? Что ж – рассуждает дарвинист-традиционалист – их построили первыми, и мудрый подрядчик скажет вам, что если вам так уж необходимо как-то менять элементы конструкции, то займитесь для начала башней-шпилем или окнами. Так ниже шансы, что строительство закончится ужасным крушением, чем если вы попытаетесь придумать новый способ закладки фундамента. Так что неудивительно, что все церкви поначалу более-менее похожи, а значительные различия появляются на более поздних стадиях процесса строительства. Строго говоря, – заявляет Кауфман, – разных возможных решений проблемы фундамента существует не так много, как решений проблем, возникающих на более поздних стадиях строительства. Даже глупые подрядчики, целую вечность бьющиеся над этой задачей, не выдумали бы великого разнообразия способов закладки фундамента. Может показаться, что разница в формулировках незначительна, но из нее следуют некоторые важные выводы. Кауфман говорит, что для объяснения этого факта нам не нужно искать механизм направления развития; оно произойдет само собой. Но Кауфман и традиция, которую он хочет вытеснить, исходят из общего основания: если принять во внимание исходные ограничения, есть лишь небольшое количество хороших способов создания чего-либо, и эволюция раз за разом их обнаруживает.