Ада Джакетти ушла из жизни Энрико так же, как и вошла — не имея, фактически, ничего, кроме одежды…

Тем временем слухи о скандале в семье Карузо начали просачиваться в печать. Репортеры хотели знать, что случилось на самом деле, и одолевали тенора расспросами. Естественно, он вынужден был как-то объяснить ситуацию и при этом не уронить достоинства. В одном из интервью Карузо сказал, что был очень рад, что его жена ушла…

«С ней невозможно было жить. Несколько недель назад я сказал ей об этом. Думаю, моей женой должна быть женщина, которая лучше понимает меня, разделяет мои взгляды и интересы. Месяц назад я предупредил ее, что она не отвечает тем требованиям, которые я предъявляю к спутнице жизни, и предложил расстаться… Мне не нужны ее извинения. Она ушла к тому, кто лучше соответствует ее уровню»[258].

Позднее Карузо заявил в прессе, что Ада не его жена и он вообще никогда женат не был. При этом он открыто признал, что Ада сбежала с шофером.

Для Мимми и мисс Сайер Карузо снял в Лондоне квартиру, где мальчик провел несколько лет и где певец останавливался, когда приезжал на гастроли в Англию. В силу непонятных причин Энрико решил оставить старшего сына в Италии, и бедный Фофо был обречен на несчастное существование. Отец не разрешал ему встречаться с родственниками, даже с дядей Джованни, без своего доверенного лица. Кроме того, он запретил любые связи со всеми членами семьи Джакетти. Это привело к тому, что Фофо остался в полном одиночестве. К другим ребятам приезжали родные, а сын величайшего в мире певца вынужден был довольствоваться ежегодными двухмесячными встречами с отцом на вилле «Беллосгуардо».

Несмотря на сильные переживания, Энрико продолжал работать. В «Метрополитен-опере» Густав Малер готовил постановку «Пиковой дамы» П. И. Чайковского. Планировалось, что роль Германа исполнит Карузо. Еще будучи в Лондоне, он выучил большую часть этой партии, но потом узнал, что опера будет исполняться не на итальянском языке, как предполагалось изначально, а на немецком, и вынужден был от участия в ней отказаться. В связи с этим премьера была отложена до следующего сезона, а партия Германа перешла к австрийскому тенору Лео Слезаку.

Перед началом нового сезона Карузо навестил в Неаполе родственников. Ему было крайне трудно объяснить близким, что же случилось на самом деле. Пытаясь рассказывать обо всем, он плакал.

Карузо чувствовал, что ему нужно как-то развеяться, и отправился с друзьями в Тунис, где, дурачась, расхаживал по улицам в арабском костюме. В этой одежде он вернулся в Неаполь, предварительно пустив слух, что в город приезжает знатный турецкий сановник, чтобы договориться о выдаче беженца. В родном городе на причудливого араба смотрели с уважением и страхом. Карузо невероятно развеселило, что он смог обмануть сограждан! Он пригласил друзей пообедать с ним в один из его любимых ресторанов и прикладывал невероятные усилия, чтобы казаться веселым, остроумным, по-прежнему неистощимым на шутки и проказы. Он считал своим долгом доказать всем, что совсем не переживает из-за ухода Ады Джакетти. Однако Винсент Селлигман вспоминал: «Ада была очень привлекательной женщиной, и Карузо продолжал ее любить даже тогда, когда они расстались. Как-то мы путешествовали с ним по Италии, и я помню, как в Милане он вдруг заметил на платформе Аду. Он выскочил из уже тронувшегося поезда и начал страстно сжимать ее руки»[259].

Еще один друг Карузо, голландский актер Лу Теллеген[260], к которому Карузо заглядывал, когда приезжал во Флоренцию, описывал в мемуарах чувства Энрико к Аде: «Карузо, этот вечный ребенок, жил неподалеку от меня и часто приезжал в гости. Я преклонялся перед ним. Он был так сентиментален! И, надо же, столь богатая натура пропадала из-за собственных прихотей и амбиций! Он, как дитя, несмотря на широкие плечи и огромную грудь, плакал, когда первая жена оставила его.

— Как она могла?! — кричал он. — Как она могла покинуть меня, самого великого тенора в мире, ради какого-то шофера?

Ему совершенно не приходило в голову, что этот шофер был просто-напросто красив. Энрико плакал, буквально затопляя мое плечо слезами»[261].

Разумеется, версия Лу Теллегена, что Ада Джакетти оставила первого тенора мира после одиннадцати лет совместной жизни, потому что ее свела с ума красота шофера, не выдерживает никакой критики. По всей видимости, решающим фактором ухода Ады стало то, что Карузо воспрепятствовал ее собственной карьере певицы. Из-за этого она чувствовала себя глубоко несчастной, не реализовавшей творческий потенциал. Возможно, не запрети ей Карузо выступать на сцене, они могли бы стать столь же знаменитым супружеским дуэтом, как Марио и Джулия Гризи, Роберто Станьо и Джемма Беллинчони, Николай и Медея Фигнер, Эдоардо Гарбин и Аделина Стеле, Джованни Дзенателло и Мария Гай. Беременности Ады не были помехой. Та же Гризи за годы карьеры была беременной шесть раз, Эрнестина Шуман-Хайнк — восемь. Энрико не раз говорил репортерам:

— В нашей семье госпожа Карузо заботится о доме и детях; я же занимаюсь пением.

Сперва Карузо не догадывался, каковы на самом деле отношения его подруги с шофером, и щедро финансировал их поездки. Так, Ада дважды просила для путешествия в Ниццу по 10 тысяч лир. Как обычно, Карузо послал ей больше, нежели она хотела. На эти деньги Ада и Ромати совершили большой тур по разным странам Европы. В это время их роман был уже в разгаре. Естественно, это не могло продолжаться долго, и Ада понимала, что должна сделать выбор.

Не вполне понятно и то, зачем Ада, уйдя из дома, взяла с собой Мимми — было ли это материнским чувством или просто желанием иметь рычаги воздействия на Карузо. Энрико Карузо-младший полагает, что материнское чувство у нее практически отсутствовало, и, как только он подрос бы, его, как и несчастного Фофо, отдали бы в какой-нибудь интернат.

Какое будущее могло быть у Ады с Ромати? Ведь шофер был женат, и она получала тот же самый унизительный статус, который был ей так знаком. Как могла она бросить своих сыновей? Ведь Ада прекрасно понимала, что Карузо их никогда ей не отдаст, на что были, кстати, и законные основания. Ведь у обоих детей в графе «мать» стояли «n.n.» («не известна»).

В 1938 году в Рио-де-Жанейро Ада Джакетти дала большое интервью, в котором так объяснила свой роковой шаг: «Карузо имел слабость, от которой никогда так и не избавился: он был падок на женщин и не мог устоять ни перед одним искушением. Он отдавал себя женщинам всего без остатка, и именно это привело к разрыву. В наших отношениях были постоянные вспышки, накал страстей! Однажды дело дошло даже до драки. После этого мы разошлись и в Италии я смогла вернуться на оперную сцену»[262]. А в письме младшему сыну, написанном в конце 1930-х годов, Ада уточнила, каким именно женщинам Карузо «отдавался без остатка». Она призналась, что отношения с Энрико были разрушены ее сестрой Риной.