Приказ от англичан был доставлен все тем же майором У. «Расти» Дэвисом, «искариотским», как его называли впоследствии казаки. В тот же день 2461 (по другим данным, от 2201 до 2756) офицера перевезли в шпиттальский лагерь, и на следующий день передали в Юденбурге советскому командованию.[201] 3 человека из числа депортируемых были сразу же по приезде освобождены советской администрацией как офицеры-разведчики. В последующей мифологии их число не только увеличилось, но и дополнилось историями о «вкраплении большевиками в беженскую среду», помимо провокаторов, еще и неких «парашютисток».

Схожим способом были депортированы и чины 15-го казачьего кавалерийского корпуса. Борис Ганусовский вспоминал, как «28 мая командиру нашей бригады полковнику Борисову было передано распоряжение английского командования подготовить всех офицеров к 8 часам утра 29 мая к… перемене мест пребывания!

— Ситуация немного переменилась и всех вас отвезут в один, специальный, офицерский лагерь на севере Италии, где вы сможете решить свою судьбу: либо переселиться в заокеанские страны, либо вступить добровольно в ряды наших оккупационных войск, либо… вернуться на вашу родину — в СССР! Много вещей с собой не берите. Они вам не понадобятся… Женщин и детей, поскольку они находятся при частях, тоже с собой не брать. Они будут отправлены отдельным эшелоном». Как и среди офицеров Казачьего стана у однополчан Ганусовского возникло беспокойство, «казалось бы гладко и логично и вместе с тем, какая-то фальшь и обман скрывались в этих словах». И лишь клятва британского капеллана развеяла сомнения казаков.

По утверждению Стеенберга, ссылающегося на супругу генерала Лидию Краснову, возможно, перед отъездом ее муж хотя и не знал о выдаче, но ощущал «неизбежность катастрофы». Впрочем, в письме от 6 ноября 1947 года, опубликованном в «Часовом», Краснова вспоминала, что именно она, а не супруг, «чуяла, что грядет что-то большое, ужасное. Такая мучительная, беспредельная тоска налегла на сердце» (Приложение 5).

В то же время, по мнению полковника Б. Степного, атаман и сопровождающие его лица «радушно пригласили» в свою машину английского офицера. «“Я верю в Бога и Его милость”, — произнес генерал Краснов, отъезжая». Николай Краснов также утверждал, что атаман до признания Доманова не верил в возможность депортации в СССР.

По некоторым свидетельствам, из казачьего руководства действительно опасался выдачи генерал-лейтенант Андрей Шкуро.[202]

Рядовой состав стана и гражданские лица (на 23 мая их число, по некоторым сведениям, возросло до 40 325 человек) были насильственно депортированы 31 мая — 3 июня. Общее число выданных составило примерно 35 000 человек: 20 000 из стана и 15 000 казаков Паннвица.[203] После войны Дэвис в письме к Бетеллу признавался, что «это и вправду был дьявольский, кровавый план».

Войсковой старшина Павел Назаренко позже вспоминал, что «из документов, то есть моего лагерного дела… я видел, что соглашение о передаче нас властям СССР, было сделано 15 мая 1945 года. С этого числа и срок мой начался».[204] То есть срок содержания казаков под стражей начал исчисляться до их физической передачи сотрудникам советских спецслужб, произошедшей 28 мая и в последующие дни. 15 мая, очевидно, было подписано соглашение о месте и порядке депортации коллаборантов и перемещенных лиц.

Впрочем, некоторые казаки подвергались репрессиям и в последующем. Так, в 1968 году на Ставрополье выездная сессия Северо-Кавказского военного округа осудила шестерых военнослужащих полка Юнгшульц, входившего в 15-й кавалерийский казачий корпус. В данном случае их поиск и последующее наказание были обусловлены совершенными ими в годы войны преступлениями.

Интересно также, что никто из других участников заседания, которое прервало сообщение Ариадны Делианич, не стал распространяться о скорой сдаче или не предпринял каких-либо попыток спастись, несмотря на то, что, по словам мемуаристки, «было заметно, что мои слова произвели крайне тягостное впечатление на присутствующих». Равно как не вызвало массовых попыток побега и то, что офицеры, поехавшие на «конференцию», не вернулись, хотя в последнем случае нужно учесть, что охрана стана к этому времени усилилась.

16 января 1947 года Тимофей Доманов был повешен по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР вместе с Петром Красновым, Хельмутом фон Паннвицем и рядом других лидеров казаков (см. Приложение 6).

* * *

Приложение 1

Декларация Германского Правительства 10 ноября 1943 г.

КАЗАКИ!

Казаки никогда не признавали власти большевиков. Старшие Войска — Донское, Кубанское (бывшее Запорожское), Терское, Уральское (бывшее Яицкое) — жили в давние времена своей государственной властью и не были подвластны Московскому Государству. Вольные, не знавшие рабства и крепостного труда казаки закалили себя в боях.

Когда большевики захватили Россию, казаки с 1917 по 1921 г. боролись за свою самобытность с врагом, во много раз превосходящим их числом, материальными средствами и техникой.

Вы были побеждены, но не сломлены. На протяжении десятка лет, с 1921 по 1933 г., вы постоянно восставали против власти большевиков. Вас морили голодом, избивали, ссылали с семьями на Крайний Север, вам приходилось вести жуткую жизнь гонимых и ждущих казни людей.

Ваши земли были отобраны, ваши войска уничтожены. Вы ждали освобождения. Вы ждали помощи. Когда доблестная Германская Армия подошла к вашим рубежам, вы появились в ней не как пленные, но как верные соратники. Вы всем народом ушли с германскими войсками, предпочитая ужасы войны и кочевую жизнь — рабству под большевиками. Все, кто только мог сражаться, взялись за оружие. Второй год вы плечом к плечу сражаетесь вместе с германскими войсками.

В воздании ваших заслуг, в нынешнюю величайшую войну совершенных, в уважение прав ваших на землю, кровью предков политую и полтысячи лет вам принадлежащую, в основание ваших прав на самобытность считаем долгом нашим утвердить за вами, казаками, и теми иногородними, которые с вами жили и доблестно сражались против коммунизма:

1) Все права и преимущества служебные, каковые имели предки ваши в прежние времена.