«Правые круги используют нашумевший у нас в Советской республике процесс ксендза Буткевича. Это чисто внутреннее дело и норвежцев не касается, но мировой капитал все использует, чтобы оклеветать первое в мире социалистическое государство…

Чичерин писал мне и настаивает, чтобы мы сумели дать действительную картину интриг ксендза и объяснить, чем вызван процесс. Но наши доводы и разъяснения затуманиваются враждебной нам прессой. Общественное мнение норвежцев, да и всей Европы, ловко клеветнически и подло обработано по делу Буткевича Англией и Францией».

Архиепископа Яна Цепляка в 1924 году выслали из Советской России. Новых епископов, присылаемых из Ватикана, не принимали. А в стране еще оставалось два миллиона католиков. Чекисты брали одного католического священника за другим, поскольку они подчинялись Ватикану, то обвиняли их в шпионаже и создании «контрреволюционных фашистских организаций».

В марте 1934 года в Москву приехал священник Леопольд Браун. Он выучил русский язык и двенадцать лет мужественно переносил все тяготы служения в атеистическом государстве. Посол Буллит сочувственно говорил ему:

— Отец Браун, своим присутствием здесь вы бросаете вызов Советскому Союзу.

Многое его поразило. Нескончаемые очереди за хлебом, невероятная разница между образом жизни простых людей и новой советской элиты: «Нет сегодня страны с таким бьющим в глаза неравенством между нищенской бедностью и богатейшей роскошью, какие существуют в Советском Союзе. В обычной квартире для одной семьи теперь проживает несколько семей. Одной уборной, одной ванной комнатой и одной кухней пользуются двадцать — тридцать человек. А важные персоны, партийные руководители, комиссары высшего ранга затмевали роскошью своей жизни бывшую российскую аристократию. Причем партийные боссы относились к своим подчиненным с высокомерным презрением».

Священник находился под плотной опекой чекистов: «Для них я был торговцем небесным блаженством и пропагандистом обскурантизма».

Леопольд Браун был потрясен масштабами контроля над населением: «Почему советский режим держится, объясняет одно слово — террор. Узкому кругу дипломатов и вообще иностранцев приходится исполнять свои обязанности в условиях все более ужесточающихся ограничений. Нормальные отношения в атмосфере репрессий, подозрений и навязанной изоляции были просто невозможны».

В январе 1923 года заместитель председателя ГПУ Иосиф Станиславович Уншлихт секретной запиской в политбюро предложил образовать для ведения активной внешней разведки специальное бюро по дезинформации.

Иосиф Уншлихт был на два года моложе главы госбезопасности Феликса Дзержинского и примкнул к революционному движению пятью годами позже (они состояли с Дзержинским в одной партии — Социал-демократии Польши и Литвы). В эти годы Дзержинский, имевший множество обязанностей, больше занимался хозяйственными делами, ведомством госбезопасности руководил Уншлихт.

В политбюро идею поддержали и санкционировали создание межведомственного Бюро по дезинформации (Дезинформбюро).

Задачи бюро в постановлении записали так: «Составление, техническое изготовление целого ряда ложных сведений, документов, дающих неправильные представления противникам о внутреннем положении России, об организации и состоянии Красной армии, о политической работе, о руководящих партийных и советских органах, о работе наркома иностранных дел».

Этими материалами предполагалось с помощью агентуры политической и военной разведок вводить окружающий мир в заблуждение относительно реальной ситуации внутри Советского Союза. Бюро должно было с той же целью готовить также статьи и заметки для периодической печати, передавать газетам разного рода фиктивные материалы.

Максим Максимович Литвинов, получив постановление политбюро, возмутился. Это были времена, когда дипломаты еще рисковали спорить с ведомством госбезопасности. Литвинов обратился к Сталину:

«НКИД сознает необходимость циркулирования в тех или иных случаях дезориентирующих сведений и нередко этим способом пользуется. НКИД, однако, ни в коем случае не может считать ГПУ компетентным решать, когда и какими путями сведения следует пускать в обращение.

В частности, я на днях предписал всем полпредам систематически опровергать все появляющиеся в иностранной печати ложные и сомнительные сведения о России. Может случиться, что сведения, распространяемые вновь созданным бюро, будут сейчас же опровергаться нашими полпредствами…»

Ограничились тем, что в бюро включили представителей не только ГПУ, но и ЦК партии, Наркомата иностранных дел, Реввоенсовета, Разведывательного управления штаба Рабоче-крестьянской Красной армии. А Литвинов как в воду смотрел: дезинформационная работа Лубянки привела к неожиданным и весьма прискорбным последствиям.

Иностранный отдел ОГПУ и разведывательное управление Красной армии передавали на Запад через мнимых монархистов дезинформацию о положении в вооруженных силах. Обратив внимание на этот канал, некоторые западные разведки сами стали обращаться к мифической российской подпольной организации с просьбой раздобыть те или иные данные о Красной армии и положении в стране. Они получали ответы, которые готовились офицерами Штаба РККА и военными разведчиками.

Но, как это обычно делается, дезинформация разбавлялась и подлинными сведениями. Передавались за границу и настоящие документы военного ведомства, подписанные реальными военачальниками. Это убеждало иностранные разведки, как и белую эмиграцию, что крупные советские военачальники и в самом деле настроены антисоветски и готовы участвовать в государственном перевороте.

Операции по дезинформации стали частью общей тактики органов госбезопасности. И, как уверенно докладывал начальник контрразведки Артузов, в результате успехи иностранных разведок ничтожны:

«ОГПУ удалось поставить борьбу со шпионажем на такую ступень, при которой главные европейские штабы (относительно английского ввиду непроверенности утверждать не можем) были снабжены на 95 процентов материалом, составленным по указанию Наркомвоен и НКИД, и имеют, таким образом, такое представление о нашей военной мощи, как этого желаем мы.

Кроме того целый ряд иностранных разведок, как польской, эстонской и отчасти (работа только начинается) французской, находится всецело в наших руках и действует по нашим указаниям».

С ноября 1921 по апрель 1927 года ОГПУ проводило масштабное агентурное дело под названием «Трест». Эта операция известна широкой публике только потому, что было решено частично ее рассекретить. Сперва появилась книга писателя Льва Вениаминовича Никулина «Мертвая зыбь», а затем многосерийный фильм «Операция «Трест» кинорежиссера Сергея Николаевича Колосова.

Чекисты создали мифическую подпольную организацию — монархическое объединение Центральной России. От имени этой организации агенты госбезопасности отправились в Европу с предложением сотрудничества. Они установили связи с лидерами военной эмиграции, с эстонской и польской разведками, обещая им информацию о состоянии Красной армии. Они утверждали, что в состав подпольной антисоветской организации входит немалое число военных, которые готовят государственный переворот.