Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аннемари Дохерр, корреспондент леволиберальной газеты Frankfurter Rundschau, потребовала, чтобы Ульбрихт более подробно остановился на этом вопросе. Она попросила ответить, как Ульбрихт собирается установить контроль над выездом с учетом открытой границы. «Господин председатель, – сказала она, – вы собираетесь создать «свободный город», как вы его называете. Означает ли это, что у Потсдамских ворот будет проведена государственная граница?» Она хотела понять, претворяя в жизнь свой план, учитывал ли он «все последствия», включая возможность войны.
Ничто не дрогнуло в лице Ульбрихта, глаза остались такими же холодными. Он ответил бесстрастным голосом: «Я ваш вопрос понял так, что в Западной Германии есть люди, желающие, чтобы мы мобилизовали строителей, работающих в столице ГДР, на возведение стены». Он сделал многозначительную паузу, глядя с трибуны на невысокую, полную фрау Дохерр, а затем продолжил: «Мне ничего не известно о подобных намерениях. Строители в столице ГДР занимаются в основном возведением жилых домов и работают с полной нагрузкой. Никто не собирается возводить стену».
Ульбрихт впервые публично произнес слово «стена», хотя журналистка не говорила ни о какой стене. Он раскрыл свои планы, но никто из представителей СМИ, присутствовавших на пресс-конференции, не упомянул об этом в своих статьях; заявление восточногерманского лидера прошло фактически незамеченным.
В этот же день в шесть часов вечера восточные немцы смогли посмотреть по государственному телевидению выступление Хрущева по результатам венской встречи. Советский лидер прямо объявил: «Мы больше не можем откладывать мирный договор с Германией». В восемь вечера, следом за выступлением советского лидера, была показана отредактированная пресс-конференция Ульбрихта.
Последовала немедленная реакция. Несмотря на ужесточение контроля на границе, на следующий день было зафиксировано рекордное число беженцев. После выступления Ульбрихта паника распространилась по Восточной Германии; слово Torschlusspanik («страх опоздать») – страх, что двери закроются, прежде чем через них удастся пройти, – как нельзя лучше описывало настроение восточных немцев.
По мнению некоторых комментаторов, увеличение числа беженцев свидетельствовало о том, что Ульбрихт неверно оценил возможные последствия пресс-конференции. Несмотря на публично продемонстрированную решимость Хрущева в отношении Берлина, Ульбрихт понимал, что советский лидер не имеет четкого сценария последующих действий.
В отличие от Хрущева Ульбрихт тщательно продумывал каждый шаг. После сделанных заявлений он не мог позволить Хрущеву бездействовать.
Ульбрихт был полон решимости сохранять взятый в Вене темп наступления.
Белый дом, Вашингтон, округ Колумбия
Пятница, 16 июня 1961 года
Дин Ачесон был польщен и немного удивлен, когда после его критики в адрес действий Кеннеди в заливе Свиней президент вновь обратился к нему за советом. Насколько просты были вопросы президента, настолько же сложно было ответить на них. Как вести себя с Хрущевым после предъявления венского ультиматума? Насколько серьезно следует воспринимать угрозу советского лидера в отношении Берлина и какими должны быть его действия?
Отношение Ачесона к Кеннеди становилось все более и более сложным. Они познакомились в конце 1950-х, и в то время еще сенатор Кеннеди иногда после совещаний на Капитолийском холме подвозил домой Ачесона, который тоже жил в Джорджтауне. Молодой Кеннеди не знал, как сильно ненавидит Ачесон его отца не только за поддержку изоляционизма [54] во внешней политике, но и за то, что свое богатство старший Кеннеди, по мнению Ачесона, добыл нечестным путем. Ачесон считал, что с помощью этих добытых нечестным путем денег он купил для своего сына Белый дом.
А вот для президента Кеннеди Ачесон был, скорее всего, человеком, способным давать ясные ответы на срочные вопросы. В тот день Ачесон сравнил свою работу с пробиванием сквозь мешанину решений, принимаемых Interdepartmental Coordinating Group on Berlin Contingency Planning (Межведомственная координационная группа по Берлину по планированию на случай непредвиденных ситуаций), более известной как Берлинская целевая группа. Ачесон заверил собравшихся, что его цель «состоит не в том, чтобы вмешиваться в какую-либо текущую операцию, а продумывать будущие шаги».
Он сказал, что целевая группа должна понимать буквально угрозы Хрущева, произнесенные в Вене, и, таким образом, их планирование на случай непредвиденных ситуаций в Берлине из теоретической задачи превратится в практическую. Пора принимать решения, отметил он. Слишком велика цена бездействия. Хрущев все больше утверждается во мнении о слабости США, и есть опасность, что не удастся заставить убедить его в обратном. От решения берлинской проблемы зависит «престиж Соединенных Штатов и, возможно, даже существование».
Ачесон сказал, что вопрос заключается в том, есть ли у них политическая воля, чтобы принять трудные решения «независимо от мнения наших союзников». Хрущев, пояснил Ачесон, «сейчас готов сделать то, что не был готов делать раньше, исключительно потому, что считает, что Соединенные Штаты не станут использовать ядерное оружие».
Если Соединенные Штаты не захотят этого делать, продолжил Ачесон, они не смогут сопротивляться атакам русских. Ачесон без особого интереса выслушал мнения присутствующих. Ему предстояло убедить их разделить его взгляды. По его мнению, правительство Кеннеди вступало в наихудший период истории. Чем сильнее Хрущев сомневался в готовности Соединенных Штатов использовать ядерное оружие, тем сильнее советскому лидеру хотелось проверить Кеннеди, и в этом случае у президента не оставалось иного выбора, как применить ядерное оружие. «Не следует рассматривать ядерное оружие как последнее и самое мощное средство устрашения и в качестве первого шага перейти к новой политике защиты Соединенных Штатов, отказавшись от политики сдерживания», – сказал Ачесон.
Многие противники жесткой политики Ачесона в Демократической партии и высшие чиновники, собравшиеся на совещание, склонились на его сторону. Ачесон объяснил, что теперь бездействие по Берлину отзовется далеко за пределами города, подвергнув опасности интересы Соединенных Штатов в мире. Берлин имеет жизненно важное значение для сохранения Соединенными Штатами господствующих позиций, объяснил Ачесон. Вывод войск лишит нас этих позиций. Таким образом, сказал он, «нам следует действовать так, чтобы не вызвать серию поражений и не ввергнуть себя в окончательную катастрофу».
Ачесон в общих чертах обрисовал то, что собирался предложить президенту Кеннеди. Отнестись с большим вниманием к подготовке резервистов; провести летние учения не формально, как обычно, а таким образом, чтобы привести резервистов в состояние боевой готовности. Он предложил направить в Европу «подразделения армейского корпуса стратегического резерва, провести там учения, а после учений оставить часть подразделений для усиления союзнических сил на границе». Ачесон хотел, чтобы Соединенные Штаты возобновили проведение ядерных испытаний и в нарушение обещания, данного Кеннеди Хрущеву, возобновили разведывательные полеты, которые в свое время привели к взятию в плен летчиков U-2 и RB-47 и ухудшению американо-советских отношений.