— Не смотри на него! Он не хотел бы предстать перед тобой в таком виде.

Но Халид как будто не слышал ее.

— Я ведь все понимал, но ничего не мог сделать, ничего… А теперь он мертвый…

Риата потрясла его за плечо:

— Никто из нас не мог ему помочь, слышишь, никто! Эта гадина из колодца нас заворожила. Когда я смогла овладеть собой, Рейго был уже мертв… Если бы не Гвилли и не мой меч, неизвестно, что сейчас было бы со всеми нами.

Риата достала шесть маленьких золотистых листочков из мешочка с гвинтимом и, бросив их в котелок, заварила чай, мятный аромат которого немедленно вытеснил отвратительное зловоние, царившее над лагерем. Первую чашку она протянула Халиду, вторую и третью — Урусу.

— Вот, возьми: выпей сам и напои Фэрил.

Человек посмотрел на эльфийку с немым вопросом в глазах.

— Риата, взгляни-ка на малышку, — попросил он.

Дара нагнулась над Фэрил, которую Урус заботливо завернул в чистую простыню, и судорожно вздохнула: в густой копне ее волос серебрилась седая прядь.

У Риаты все похолодело внутри. Он забирает жизнь… десятки лет могут быть вычеркнуты из жизни смертного… Ведь мать предупреждала ее!

Риата взяла себя в руки: друзья нуждаются в ней, нельзя их подвести.

— Напои ее чаем. Давай маленькими глоточками. И сам выпей, Урус.

Она внимательно присмотрелась к любимому: в его гриве не появилось новых седых волос.

Следующие две чашки предназначались для Аравана и Гвилли. В облике эльфа ничего не изменилось, а вот виски баккана посеребрила седина. Риата сорвала с головы Халида тюрбан — под ним тоже змеились белые пряди.

Эльфийка закрыла лицо руками. О Адон, ну чем же я лучше этого мерзкого червя из колодца?

Чудодейственный напиток из гвинтима вернул друзей к жизни: Фэрил и Гвилли почувствовали себя гораздо лучше и спокойно заснули. Как только силы возвратились к Риате, Урусу, Аравану и Халиду, они перенесли варорцев подальше от колодца, а потом вернулись за вещами. Останки Рейго бережно завернули в чистую простыню. Друзья собирались предать их огню ритуального костра на рассвете.

А пока Араван и Халид отправились на поиски верблюдов, которые ночью разбежались в разные стороны. Далеко они, однако, уйти не могли, так как были стреножены.

Урус же в это время опять вернулся к колодцу, источавшему такое зловоние, что у Медведя перехватило дыхание. Он поспешил назад, захватив с собой верблюжью поилку с водой, в которой он намеревался постирать перемазанную слизью и кровью одежду Фэрил. Ночка была не из легких, но для Уруса, который успел уже прийти в себя, перенести поилку с места на место не составило особого труда.

Когда Медведь стирал вещи дамны, к нему подошла Риата. Она опустилась на колени рядом с поилкой и принялась оттирать меч, причем делала это с таким ожесточением, будто некая святыня подверглась поруганию. Эльфийка прерывисто и часто дышала, а в глазах ее стояли слезы.

Урус притянул ее к себе. Гладя свою возлюбленную по мягким волосам, человек проговорил:

— Все хорошо, успокойся, все хорошо.

Риата молчала и лишь всхлипывала, как потерявшийся ребенок, а потом произнесла дрожащим голосом:

— Это все Дюнамис, мой меч. Я впервые назвала его истинное имя… и вот что произошло.

Урус поспешил успокоить эльфийку:

— Но ведь ты совершенно правильно все сказала Халиду. Не сделай ты этого, никого из нас уже не было бы в живых!

— Да ведь меч взял жизнь наших друзей, их силу, и отдал мне! Ты что, не видел седых волос Гвилли, Фэрил и Халида? — Риата не смогла больше сдерживаться, и слезы хлынули из ее глаз.

Урус попытался ее утешить, но она перебила его:

— Не исключено, что я и сама смогла бы справиться с чарами этого монстра… Я никогда, никогда больше не назову Дюнамис по имени! Слишком дорога расплата за его силу.

— Помедли ты еще минуту, и расплата была бы еще страшнее: мы потеряли бы Фэрил, — возразил ей Урус, но дара только головой покачала.

Когда стало смеркаться, проснулись варорцы. Пробуждение их было и радостным, и горьким одновременно: радостным потому, что Гвилли уж и не чаял увидеть свою дамми в живых, а горьким — потому что их друг погиб этой ночью. Страшная новость так поразила Фэрил, что она долго еще не могла успокоиться, а Гвилли гладил ее по голове и с ужасом смотрел на серебряную прядь, появление которой приписывал треволнениям последних суток.

На рассвете друзья позавтракали, и скорбной была их безмолвная трапеза. Затем они собрали все пожитки, спеша поскорее покинуть ужасное место, которое унесло жизнь их товарища. Халид предусмотрительно расставил вокруг низины таблички с предупреждением об опасности, подстерегающей здесь путников в ночное время. Разрушить же колодец и завалить чудовище камнями у друзей не поднялась рука: слишком велика ценность воды в пустыне.

— Но когда-нибудь мы вернемся и покончим с этой гадиной! — воскликнул Араван.

А пока предстояло совершить невеселый обряд над останками Рейго.

К бездыханному юноше подошел Халид с факелом в руке, поклонился друзьям, собравшимся отдать последний долг товарищу, и затянул ритуальную песнь:

Подобно стреле, украшенной

Орлиным пером, друг мой,

Ты, в небо душой благородной

Взлетишь, обретая покой.

Не пропадут безвозвратно

Благие деянья твои.

Ведь целому свету понятно:

Ты мира желал и любви!

С этими словами Халид поджег кусты вокруг Рейго, и вскоре тело отважного королевского стража было объято огнем.

Друзья не могли без слез смотреть на это зрелище и поспешно направились к верблюдам.

Вскоре они уже выехали из долины, над которой черными траурными клубами валил дым, и взяли курс туда, где должен был находиться желанный лес кандры с его волшебным Кольцом Додоны.

За этот день они проехали чуть больше сорока миль. Вечером, когда друзья остановились на ночлег, разговор опять зашел об отвратительном черве, встреча с которым обошлась им так дорого.

— А может, он сам и вырыл колодец? Чтобы заманивать путников в свое логово, — предположил Гвилли.

— Вполне возможно, — кивнул Араван.

— Может, и принц Джуад со своими людьми пал жертвой чудовища. Или же это место таит в себе еще большую опасность, о которой мы даже не подозреваем, — продолжила размышления баккана дамна. Она на секунду задумалась и сказала: — Я эту гадость, к счастью, не видела, но мне снилось нечто черное и жуткое.

— А вот я успел рассмотреть чудовище, прежде чем потерял сознание. Оно было и вправду темное, как сгустившееся черное облако, — произнес Гвилли, содрогаясь от неприятных воспоминаний.