— Ну нет. Это же неестественные создания.

— Размножаются, едят, живут, дышат. — Тут Сомчай добавляет, чуть улыбнувшись: — А если погладить, то мурлычут.

— Ффуу…

— Да, да, я сам пробовал. Чеширы такие же настоящие, как вы или я.

— Пустые оболочки, души в них нет.

— А вдруг даже самые жуткие из этих японских чудовищ хоть как-то, да живые? Боюсь, не переродились ли Нои, Чарт, Мали и Прем в телах пружинщиков. Не все же заслужили стать пхи тогда, в эпоху Свертывания, — вдруг некоторые из нас становятся пружинщиками и всю жизнь вкалывают и вкалывают у японцев на фабриках? Людей же сейчас гораздо меньше, чем раньше, так куда, значит, подевались все души? А если они там, в пружинщиках?

Джайди неприятен ход мыслей напарника, но вида он не подает.

— Такого просто не может быть.

— Все равно даже подумать теперь не могу об охоте на чеширов.

— Тогда предлагаю охоту на людей.

Едва в здании через дорогу открывают дверь и наружу выходит министерский работник, Джайди срывается с места. Человек, присев у стойки с велосипедами, начинает снимать с колеса замок. Бывший капитан выхватывает дубинку. Министерский поднимает глаза, видит над собой замахнувшегося незнакомца, ахает, успевает вскинуть навстречу руку, Джайди ударом отбрасывает ее в сторону и, оказавшись совсем рядом, бьет дубинкой прямо по голове.

Подбегает Сомчай.

— Для старика вы уж больно проворны.

— Хватай за ноги, — ухмыляется Джайди.

Они волокут тело через дорогу в темноту между двух метановых фонарей. Джайди обшаривает карманы служащего и с торжествующим видом вытаскивает звякнувшие ключи, потом быстро связывает пленнику руки, заматывает глаза и вставляет в рот кляп. Переливаясь пятнами цвета теней, камня и глины, подкрадываются чеширы.

— Они его съедят?

— Тебе-то что? Ты же не дал мне их убить.

Сомчай задумчиво замолкает. Джайди заканчивает с веревками и зовет напарника за собой. Они перебегают дорогу, осторожно подходят к двери, легко поворачивают ключ в замке и входят внутрь.

Глядя на яркий электрический свет, Джайди перебарывает в себе желание найти рубильник и погрузить все министерство во тьму.

— Как же глупо работать ночью и жечь ради этого горы угля.

— Тот, кого мы ищем, сейчас тоже может быть здесь.

— Только если ему крупно не везет, — говорит Джайди, в душе соглашаясь с напарником, и думает, сможет ли — да и найдет ли повод — себя сдержать, когда встретит убийцу Чайи.

Они шагают по освещенным коридорам с видом начальников, редкие встречные не обращают на них внимания, некоторым Джайди быстро с важным видом кивает; наконец останавливаются у стеклянных дверей архива.

— Стекло, — замечает Сомчай.

— Хочешь сперва попробовать? — спрашивает Джайди, уже доставший дубинку.

Ослепительный свет заливает коридор. Напарник достает инструменты и прощупывает замочную скважину. Когда бывшему капитану надоедает долгая возня, он достает дубинку и командует:

— Ладно, брось. Посторонись-ка.

Звонкое эхо разлетается между стен и быстро гаснет. Как ни странно, на звук никто не прибегает. Зайдя внутрь, они начинают обшаривать ящики. Вскоре Джайди обнаруживает личные дела и надолго с головой уходит в бумаги: перебирает, ищет, рассматривает мутные фотографии, откладывает вроде бы знакомые в отдельную кипу.

— Он меня точно знает — глаз тогда не сводил.

— Еще бы! Вы всем известны.

— Думаешь, он пришел на якорные площадки за чем-то конкретным? Или просто с обычной инспекцией?

— …или министерство хотело заполучить груз Карлайла, а может, какого-то другого дирижабля из тех, которые отказались от посадки, а потом рухнули в оккупированной Ланне[119]. Тут не угадаешь.

— Вот! Вот он!

— У того лицо вроде было поуже. Точно он?

— Точно.

Сомчай, хмурясь, разглядывает дело через плечо Джайди.

— Мелкий чиновник, пешка, ничего не решает.

— Нет, власть у него есть. Я хорошо помню, как он на меня смотрел тогда, на церемонии разжалования. И адрес не указан, просто Крунг Тхеп.

В коридоре слышны шаги. В проеме у разбитых дверей возникают двое с пружинными пистолетами наперевес.

— Стоять!

Джайди, состроив недовольную мину, быстро прячет за спиной папку.

— Да? Что случилось?

Охранники входят и осматривают помещение.

— Кто такие?

— А ты говоришь «всем известен», — бросает Джайди напарнику.

Тот пожимает плечами:

— Не все же любят муай-тай.

— Играют-то все. Эти наверняка на меня ставили.

Охранники приближаются, командуют встать на колени, обходят сзади, готовясь связать. Джайди бьет локтем наотмашь, хватает одного за рубашку на животе и, извернувшись, ударяет коленом в лоб. Второй спускает курок — из ствола вылетает очередь лезвий, Сомчай хватает его за горло, он роняет пистолет, падает и хрипит через разбитую трахею.

Джайди хватает первого, еще живого охранника, притягивает к себе и сует в лицо фотографию:

— Знаешь его?

Тот мотает головой, широко раскрыв глаза, и тянет руку к пистолету. Капитан отпинывает оружие и бьет ногой по ребрам.

— Рассказывай все, что знаешь! Он из ваших, из аккаратовских.

— Нет!

Джайди ударяет его коленом в лицо — тот воет, брызжет кровь — и садится рядом.

— Говори, или ты — следующий.

Оба смотрят на охранника, хрипящего разбитым горлом.

— Говори.

— В этом нет необходимости.

В проеме — он. Тот, кого с такой жадностью разыскивал бывший капитан.

В архив вбегают вооруженные люди. Джайди выхватывает пистолет, в руку тут же вонзаются лезвия, льется кровь, он разжимает пальцы, хочет выпрыгнуть в окно, его берут в оборот, швыряют на мокрый мраморный пол, кругом летают кулаки, вдали слышен вопль Сомчая. Руки заламывают за спину и сцепляют ротанговыми удавками.

— Наложите жгут, не хочу, чтобы он истек кровью, — командует незнакомец с якорных площадок.

Джайди смотрит, как на предплечье, из которого так и хлещет, кладут повязку. У него кружится голова — то ли от потери крови, то ли от бешеного желания убить врага. Его ставят на ноги. Подводят Сомчая: разбитый нос, залитые красным зубы, заплывший глаз. Позади на полу лежат двое мертвых охранников.

Незнакомец внимательно осматривает пленников, Джайди отвечает дерзким взглядом.